Искры

— Бедир-хан-бек, — ответил он, — так же вероломно поступил со своим другом Мелик-Мисаком, как мой дядя Хан-Махмуд с Мир-Марто. И тот и другой погубили лучших своих союзников, чтоб завладеть их крепостями. Мелик-Мисак, князь Сасуна и Мокской страны, дружил с Бедир-хан-беком. Но последний оказался настолько подлым, что однажды ночью неожиданно напал на его крепость и всех перерезал. Мелика также считали погибшим, но, спустя годы, он словно вышел из могилы и отомстил…

Оба армянских князя — один владетель Востана, другой — Сасуна — пали жертвой подлой измены. Аслану, вероятно, известно было все это, но он не проронил ни слова, молча слушая исповедь старого курда, повествовавшего грустную правду…

— Вот видишь, крива, — заговорил, наконец, Аслан, — вы коварно уничтожили ваших друзей и союзников, поэтому остались одиноки и беспомощны и сами погибли. Вы хитростью завладели их крепостями, но пришли османы и отобрали их у вас. Если б вы жили в мире и согласии, всего этого не случилось бы.

Слова Аслана пришлись по сердцу обездоленному дворянину-курду, его скорбное лицо омрачилось еще больше.

— Правда твоя, правда, — ответил он с грустью, — мы сами вырыли себе могилу… Но кто же нас перессорил, кто посеял раздоры среди друзей и союзников? Те же османы. Тайные агенты их шныряли среди нас и натравляли на армян… Мы оказались наивными, не поняли, что тем самым они гибель нам готовят…

— Ну, а теперь не то же самое они делают, не натравливают вас на армян?..

— Как нет! Науськивают хуже прежнего… Да наши безголовые дворяне не понимают этого, не понимает и духовенство. К примеру сказать, вы, вероятно, слышали, что недалеко от нас, у подошвы горы Артос, живет великий Шейх. Он божий человек, святой повелитель, я согрешил бы перед аллахом, если б хоть немного усомнился в этом. Но он горячий человек. Сколько раз его натравляли на армян!.. Сколько раз он разорял армянские области и истреблял армян… Курды беспрекословно подчиняются ему. Достаточно встать ему поутру и сказать, что во сне пророк повелел ему перерезать всех гяуров (неверных), как курды возьмутся за оружие и начнут истреблять армян. Не будь «прорицателя», много бед бы он натворил!..

— А кто этот «прорицатель»? — спросил Аслан, словно не зная его.

— Сказывают, будто из Аравии, родины пророка. Подлинный святой, всё знает. О чем ни спроси, ответит тебе. Уж на что Шейх — мудрый человек, и тот часто обращается к нему за советом.

— Стало быть, вы недовольны османами?

— Как мы можем быть довольны? Они посеяли раздоры, перессорили нас не только с армянами. Вы не отыщете ни одного курдского племени, которое не враждовало бы с другими племенами. Брат поедом ест брата. Не то было до этого — царила любовь, единение было, всяк знал свое место — младший чтил старшего, а старший заботился о младшем. Теперь все перевернулось. Вчерашний слуга, чистивший навоз из-под моих лошадей, теперь именует себя мудиром, каймакамом, пашой себя называет, и я должен склонить перед ним голову. Лучше сойти в могилу, чем опозорить свою седину…

— Но нельзя отрицать одного, что с приходом османов страна сравнительно умиротворилась.

— Какое там умиротворилась! Нет, положение ухудшилось еще больше. Прежде мы были хозяевами своей страны, знали всех хорошо — и дурных и порядочных, если кто творил дурное дело, тотчас же узнавали, и виновный нес должную кару. А теперь что? Вор гуляет на свободе, а совершенно невинных людей сажают в тюрьмы. А зачем? — чтоб содрать с них деньги, а затем отпустить. Судья выгадывает вдвойне: делит со своим сборщиком-вором награбленное и не трогает его, невинных же людей подвергает мучениям, чтоб и их ограбить. Где же справедливость? Ведь почти все правители страны таковы.

Он вновь набил трубку и закурил. Казалось, он хотел в горечи дыма заглушить свою сердечную тоску.

— Да, хорошо было прежде, очень хорошо! Скотина свободно паслась в наших горах, мы разбивали шатры там, где желали, а дорога была открыта на все четыре стороны. А теперь? — всюду границы: здесь, говорят, казенная земля, там — уж не знаю, чья. А самое худшее — налоги на все: ягненок щиплет божью травку — плати налог! Виданное ли это дело?

Он посмотрел на нас — внимательно ли мы слушаем его. В эту минуту он мне представлялся проповедником, который во время проповеди следит, какое впечатление производят его слова на слушателей.