Зеленая она какая-то.
— Поехали уже! Хватит на меня любоваться!
Я быстро заскочил в машину и завел двигатель:
— Куда?
Рыжова на секунду задумалась, потом назвала адрес какой-то частной клиники, и пока я выруливал с парковки, связалась со своим врачом. Я вполуха слушал, что она говорила, описывая свои ощущения, и попутно вклинивался в дорожный поток, нагло раздвигая все остальных.
— Себе побибикай! — рявкнул, когда один дятел позади меня начал истошно дубасить по клаксону, — истеричка, блядь.
— Все. Меня ждут, — сказала Алена и, прикрыв глаза, отвалилась на спинку сиденья, — веди ровно, не мотайся.
Я только фыркнул. Не надо меня учить, как управлять собственной машиной!
— Выбоины объезжай!
Твою мать. Специально докапывается. Даже в такой ситуации.
Через пятнадцать минут, хитро объехав дворами пробку, мы добрались до клиники. Я помог ей выбраться из машины, довел до приемного отделения и с непередаваемым облегчением сдал в руки молодой строгой врачихе с невыразительной серой физиономией. Рыжову тут же увели, а меня заверили, что все будет хорошо, и обо всех новостях сообщат.
Мне пришлось самому звонить ее матери и сообщать неприятную новость, о том, что Алена в клинике. Тут же начались охи, ахи и причитания. Сто миллионов вопросов. Я только невразумительно мычал и повторял раз за разом, что мне ничего не известно. Пусть звонит своей дорогой дочери и разбирается с ней сама.
Не то чтобы меня волновала судьба Алены, но какое-то волнение все-таки просочилось внутрь. Она, конечно, сука редкостная, но зла я ей не желал. И уж тем более не хотел, чтобы из-за нашего скандала и моих резких слов начались проблемы со здоровьем.
Пусть ходит живая, здоровая, беременная, только подальше от меня.
Алена пробыла в клинике пять дней. Ей что-то капали, пичкали таблетками и прочим дерьмом. Мать ходила ее навещать, а потом пыталась мне что-то объяснить относительно ее состояния, но я ни хрена не понял. Наверное, потому что не очень-то и старался.
Правда, я все-таки написал и спросил, как дела. В ответ пришло язвительное: «А тебе не плевать?», напрочь отбивая в дальнейшем проявлять повадки джентльмена. Однако следом Рыжова все-таки прислала еще одно сообщение:
«Не переживай. Все еще беременна».
Больше мы с ней на эту тему не общались. Да и на любую другую тоже.
Я ей не писал, она мне тоже, и меня это полностью устраивало. Но в пятницу поступила радостная весть о том, что ее выпустили на волю, и в честь этого события собирается большой семейный ужин.
По просьбе матери пришлось привести себя в «достойный вид». Черный, почти траурный костюм, белая рубашка, красная бабочка, которую хочется сорвать и смыть в унитаз.
Торжественный вечер. Все в полном сборе. Магницкие и Рыжовы.
Как бы «помолвка». Сбор одной большой и дружной, мать вашу, семьи. Хотят повеселиться, пообщаться, все вместе обсудить свадьбу.
Мою. С девкой, к которой не испытываю ничего. Ничего хорошего. Раздражение, злость, ярость. И поверх всего этого красными буквами вопрос: Какого хрена?
Я один что ли сохранил остатки здравого смысла и не вижу в этой затее ничего хорошего? У всех остальных помутнение рассудка? Сезонное обострение, раз они так активно встали на сторону Алены, и всеми силами стараются затащить нас в ЗАГС?
Если так, то придется объяснять еще раз. Даже хорошо, что соберутся все, не придется повторять одно и то же каждому по отдельности. Поставлю перед фактом, а дальше что хотят, то пусть и делают. Хотят — орут; хотят — понимают, принимают; хотят — всего лишают. Мне уже все равно.
Пойти что ли в саду посидеть, пока гости дорогие еще не пожаловали? Дашке в очередной раз позвонить. Послушать длинные гудки. В последнее время это мое самое любимое занятие…
— Куда собрался?
По закону подлости я столкнулся в дверях с отцом.
— Туда, — неопределенно махнул рукой.
— Э, нет, — папаня бесцеремонно схватил меня под локоть и силой затащил обратно, — свалить решил?
— Решил, — согласился с ним, а потом с усмешкой добавил, успев перебить назревавший взрыв, — В сад.
Отец недовольно покачал головой и отпустил мой локоть.
— Егор! Ты взрослый мужик! Имей смелость отвечать за свои поступки!
Ну вот. Снова начались нравоучения.
— Какие поступки? — невесело спросил я, — Я же объяснял. Было у нас всего пару раз. Причем с резиной. Я не понимаю, как на могла залететь.
— Значит, так надо было!
— Кому? Точно не мне.
— И тебе в том числе, — отец непреклонно покачал головой, — все, заканчивай вести себя, как сопливый пацан. Ты уже сделал ей предложение, так что не позорь себя и нас заодно!
— Сделал предложение? Пап, я просто в сердцах сказал: подавитесь своей свадьбой. И вы все развели такую бурную деятельность, будто я к ней на коленях приполз, сжимая в одной руке букет, а в другой кольцо с бриллиантом размером с орех!
— Егор! — возмутился отец.
— Что, Егор? Я не хочу на ней жениться. И не буду. У меня есть другая девушка, которую я люблю.
И которую еще надо как-то заполучить обратно.
— Но ребенка-то ты сделал этой! — не остался в долгу отец.
— Да, — отпираться смысла не было, — мне жаль, что так получилось.