— Мы не столь далеко от Атеруна, чтобы к нам совсем не заходили грамотные люди. Книжники, алхимики, послушники, волшебники, в конце концов — каждый из них мог сделать это, — лорд сделал глубокий вдох. — Что же до вас, инквизитор, то вы явно злоупотребили нашим гостеприимством и моим почтительным отношением к церкви и её служителям. Мне следовало бы написать об этом в столичный храм, но предлагаю иной выход. Вы должны понимать, что разум безутешного отца омрачён горем, и порождает немыслимый вздор. Он не может смириться со случившимся и готов обвинить кого угодно. Вы же оказались столь наивны, чтобы поверить ему. Желаете вмешиваться в наши дела? Что ж, извольте. Сегодняшним вечером вы будете палачом. Вы наденете петлю на шею ведьмы и выбьете из-под её ног подставку. Будете упорствовать и отрицать её вину — на вашей совести будет смерть невиновной. Согласитесь с обвинениями — исполните свой священный долг перед людьми и богами. Это моё желание как лорда этих земель, так что не пытайтесь покинуть деревню. В противном случае будьте уверены, что храм Троих в Энгатаре в кратчайшие сроки узнает, что вы как инквизитор выходите за рамки своих полномочий и вмешиваетесь в расследование мирских преступлений!
Грегорион Нокс давно не чувствовал себя настолько беспомощным.
— Я буду ждать в корчме, — только и смог сказать он.
— Пришлю за вами своих людей, — тонкие губы Джорена Скайна искривились в торжествующей улыбке.
Инквизитор развернулся и зашагал к выходу. Покинув управу, он направился в корчму, хотя имел стойкое желание распрощаться с этой деревней раз и навсегда. Как бы ему в похлёбку здесь яда не подсыпали. Кроме искусных мастеров по металлу Скайны издавна отличались жестокостью и упрямством. «Непреклонно иди до конца, и пусть сын отомстит за отца» — таков был их негласный девиз, которому они не изменяли веками. Ссориться с таким домом означало рано или поздно подписать себе смертный приговор. Да и если храм Энгатара получит подобную жалобу, Грегориона наверняка отстранят. Возможно даже навсегда. Одна мысль об этом беспокоила инквизитора больше, чем любые покушения.
Остаток вечера пролетел незаметно. Грегорион сидел в корчме под беззлобное ворчание хозяина заведения, сетовавшего на то, что господин инквизитор ничего не ест и не пьёт, но тот сидел и думал, стараясь примириться с неизбежным. Быть может, он и в самом деле не так тщательно разобрался в деле, как ему казалось, и пал жертвой собственной самоуверенности. Грегориону было непривычно заниматься самокопанием, обычно вверенную ему работу всегда удавалось сделать хорошо. Возможно, дело в том, что на этот раз ему вздумалось проявить инициативу там, где не следовало? Что мешало ему просто пополнить запасы, перевести дух и отправиться дальше? Но тут Грегорион Нокс сумел найти ответ. Наверное, то же, что и сподвигло его стать инквизитором. Желание сделать мир хоть немного лучше и светлее. Справедливее, правильнее в конце концов! Но правильно ли то, к чему привело его решение? В конце концов, самым неправильным сейчас было бы ослушаться лорда. Из двух зол приходится выбирать меньшее. Если бы только была возможность не выбирать вовсе…
— Просыпайтесь! Проснитесь! Слушай, а он нас не прибьёт? — задремавшего инквизитора трясли за плечо.
— Если кто и прибьёт, то это лорд Скайн, уж будь уверен.
Грегорион открыл глаза, почувствовав себя немного отдохнувшим. За ним действительно прислали людей, значит, время пришло. Когда Грегориону случалось идти наперекор собственной воле в угоду приказанию или нести наказание за проступок, он, дабы держать в руках бунтующий разум, представлял, как на его руках и ногах смыкаются кандалы, а тело опутывают цепи. Это должно было олицетворять долг, так ему было легче смириться. А смирение, как успокаивал он себя, одна из величайших добродетелей. Но сейчас, какие бы тяжёлые оковы и толстые цепи он себе не представлял, ему не удавалось унять жгущее душу чувство несправедливости, которое давало о себе знать даже под неподъёмной тяжестью долга. Всю дорогу к месту казни он ощущал себя не палачом, а преступником. Предателем собственной совести.
Лица людей в собравшейся толпе выглядели в темноте мордами кровожадных чудовищ, освещаемых светом ламп и факелов. Джорен Скайн и отец Каспар уже стояли на эшафоте. Лицо лорда приобрело хищное выражение, он довольно окинул взглядом собравшихся людей и жестом пригласил инквизитора занять место палача по ту сторону виселицы. Скайн явно подготовился к событию, прибыв в торжественных одеждах и мечом на поясе. Священник рассеянно глядел себе под ноги, но, когда лорд кивнул, он тут же начал речь.