Искупление

– Говорят про усиление антикриминальных мер, а попасть сюда по-прежнему очень легко… Кстати, о преступлениях, тебе здесь тяжело находиться? Тебе тут не по себе?

– Я в порядке. А ты? Нормально себя ощущаешь?

– Все хорошо. Только не уверена, что мы сможем с первого раза продержать мяч до ста касаний.

– Будем стараться, пока не получится. Как в тот день…

Они кладут свои сумки на землю и становятся лицом к друг другу.

Белый мяч перелетает от одной к другой.

Раз, два, три… пятьдесят один, пятьдесят два, пятьдесят три… девяносто один, девяносто два…

– Девяносто три… ой, прости!

Мяч укатился.

* * *

Мяч катится, за ним бегут пять девочек.

Мужчина в рабочей одежде, Хироаки Нандзё, подбирает мяч.

– Я пришел проверить систему вентиляции в раздевалках в бассейне, но совсем забыл, что понадобится лестница. Мне надо только подкрутить несколько винтиков; кто-то из вас может сесть мне на плечи и помочь это сделать?

Самая маленькая из девочек берет у него мяч.

– Меня возьмите, я самая маленькая.

Шаг вперед делает самая высокая.

– А вдруг ты не сможешь дотянуться до вентилятора? Надо пойти мне, я самая высокая.

Вмешивается девочка в очках:

– Кто-нибудь из вас умеет держать в руках отвертку? У меня хорошо получается.

– А что ты будешь делать, если они слишком крепко закручены? Я сильная; если что, смогу их подкрутить, – гордо утверждает самая крупная из всех.

Нандзё смотрит на всех по очереди.

– Нужен кто-то не очень большой и не очень маленький… У тебя могут упасть очки, а ты тяжеловата…

Он подходит к самой умной на вид девочке, Эмили.

– Ты подойдешь.

Та бросает беспокойный взгляд на остальных.

Самая высокая хлопает в ладоши и громко предлагает:

– Давайте все вместе поможем!

Три остальные соглашаются.

Нандзё в некотором замешательстве, но все еще улыбается.

– Спасибо, но раздевалка-то маленькая; если мы все туда набьемся, трудно будет работать. Я не хочу, чтобы кто-то из вас поранился. Лучше оставайтесь тут. Мы скоро закончим, а потом я вам всем куплю по мороженому.

Девочки радуются.

Нандзё берет Эмили за руку и уводит.

Не зная, что они родственники – отец и дочь.

* * *

…Они подбирают мяч и начинают игру снова.

– Сто!

Женщины переводят дух. Берут свои вещи, направляются к спортзалу и садятся на ступеньки у входа.

– Чем же для нас было это убийство?

– И пятнадцать лет после него…

– Когда я читала ее длинное письмо – скорее, на самом деле ее воспоминания, – я стала думать, в чем же смысл моей жизни?

– Может, я была жертвой… И поскольку я так считала, ее слова оказали на меня такое давление. Даже если и так, мы как-то влипли в это дело.

– В принципе, если ты совершал в прошлом такие ужасные вещи, то должен был бы задать себе вопрос сразу после убийства – не твоя ли это вина?

– Да. Но у нее с жизнью были другие отношения. Если человек задает себе подобный вопрос, не значит ли это, что в его прежней жизни не было ничего подобного?

– Может быть… Но я не могу винить ее. Она пострадала больше всех. И благодаря ей я теперь могу спокойно жить.

– Тебя обвинили в нанесении телесных повреждений, но срок дали условный, да?

– Да. Причиной смерти была потеря крови, а поранил он себя сам. Я не дотрагивалась до ножа, а то, что я толкнула его ногой в лицо, не было непосредственной причиной смерти. Преступлением сочли причинение телесных повреждений. Она собрала подписи в мою пользу, а некоторые родители написали петиции, прося смягчения приговора. Адвокат говорил, что мне надо продержаться до объявления вердикта о невиновности. Но когда они предложили условный срок, я подумала – всё, хватит

. Кроме того, ушла с преподавательской работы.

– Что собираешься делать?

– Еще не решила. Надо взять паузу и подумать. Как бы пошла моя жизнь, не будь этого убийства? И я беспокоюсь о двух наших подругах.

– Им понадобится больше времени, чтобы вернуться в обычную жизнь.

– Самооборона и сумасшествие… И то и другое трудно доказать. Но они во всем сознались, и у них не было намерения убивать. Их защищают известные адвокаты; думаю, все должно получиться. Надеюсь, по крайней мере. Хотя, конечно, кто знает…

– Они будут действовать по рекомендации адвокатов, и все будет нормально. Знаешь, я, типа, слегка удивилась, что ты воспользовалась услугами ее адвоката…

– Думала, я не приму ее предложение?

– Я бы не стала.

– Ну… я решила идти вперед и воспользоваться ее добрыми намерениями. Поняла, что сама довольно беспомощна, и послала куда подальше свою дурацкую гордость. А в твоем случае… Я не могла поверить, что всё свели к несчастному случаю. Казалось, ты собиралась признаться, что столкнула его, хотя этого и не нужно было делать. Просто обратиться к ней.

– Потому что теперь речь не обо мне одной. Я – мать-одиночка, а ребенку сложно будет жить, если его мать считается преступницей.

– На самом деле мне кажется, я могу понять, что она чувствовала, когда убили Эмили. На ее месте я вполне могла бы сказать то же самое детям, игравшим вместе с ней.

– Матери страшны в гневе. Или, может, сильны?.. Ты сейчас живешь с родителями? Сколько еще пройдет лет, пока твой ребенок пойдет в школу?