Искушение для грешника (СИ)

— У него там бабцовые войны, занят он, — ворчу я, вспомнив как эти кошачьи драки называет Роза Моисеевна. Если рифмовать, то наиболее подходящая рифма будет «звёздные». Впрочем, при Кате можно не церемониться. Она с дядей знакома и имеет неплохое представление о нем. Герман Александрович рад был бы порезвиться с студентками из Педа, но пока я там училась, боялся затащить в койку кого-нибудь из моих подруг. Но идея Кати кажется мне привлекательной.

— Ничего, немножко отвлечётся. Он же не координирует движение войск. А, — машет она рукой. — С кем я вообще разговариваю? Давай телефон, я сама.

Сидя на табуретке и привалившись к стене, я слушаю, как Катя звонит дяде Гере. Вот только что я слышала её «Добрый вечер, Герман Александрович», а вот я моргаю, и надо мной уже склоняется хмурое бородатое лицо.

— Подкидыш, ты с нами?

— Я ей даже Анальгин не могу дать. А у неё температура. Народными средствами я не рискнула воспользоваться.

С благодарностью смотрю на неё слезящимися глазами: народных методов с меня хватит.

Катя помогает мне обуться и накинуть пальто. Дядя приобнимает меня покрепче, потому что идти я могу, но у меня слегка кружится голова, и меня ведёт в сторону. Как старушку, он буксирует меня к машине. Дорога до дома проходит, как в тумане.

Очухиваюсь уже у себя, лежащей на диване в гостиной. Под толстым одеялом я всё ещё одета, но, что радует, без пальто и ботинок, хотя все равно взмокла. Рядом на журнальном столике стоит графин с морсом, который придавливает длинную записку. В ней и ба, и дядя Гера не поленились написать мне ценные указания, читая которые, я отчётливо понимаю, что меня считают сферической дурой в вакууме.

Ну отвыкла я болеть, что ж так изгаляться-то!

За окном уже светлеет, стало быть, скоро восемь, но я, пожалуй, ещё не посплю. И даже в спальню не пойду. Тут, в старом диване, есть удобная просиженная ямка, куда можно технично сложить грудь, и становится совсем хорошо.

Тянусь к морсу, наливаю и, вздрогнув от неожиданности, тут же обливаюсь розовой ягодной жижей. Тьфу! Это мобильник, поставленный на беззвучку, жужжит и елозит по стеклянной поверхности стола.

Кряхтя, подцепляю его. Хм, незнакомый номер.

— Алло, — сиплю я. Ого, вот это у меня голосок.

— Эля? — растерянно вопрошают на том конце. Ничего удивительно, в этом перепившем грузине я и сама бы себя не признала.

— Да, кто это? — на особую вежливость у меня сейчас сил нет.

— Это Карина Смолина. Я рано, наверное…

— Всё нормально, — хриплю, припомнив хрупкую и загадочную невесту Лютаева. — Говорите.

— Хотела уточнить, когда будут готовые снимки детей? Меня родители уже замучили. Мне бы им сроки назвать.

Прикидываю, что детей было не так уж много. Да и на домашнем карантине, который мне прописали родственники, мне все равно делать будет нечего.

— Карина, я немного не в форме…

Тут до меня доходит, как это звучит вкупе с моим голосом, и исправляюсь:

— Я заболела. Думаю, через пару дней можно будет забрать.

— Ой, — волнуется Карина. — Извините за беспокойство! Поправляйтесь, пожалуйста! Конечно, мы подождём!

Какая все-таки милая девочка.

Раз уж меня разбудили, хочу набрать Марка, спохватываюсь, что в Москве ещё совсем рано. Повалявшись, опять проваливаю сон.

Когда в обед меня будит ба, первая мысль: «Это какой-то кошмар! Сколько ж можно спать?»

А вторая мысль: «Это еще что?»

Я пялюсь на огромную корзину с фруктами, стоящую на журнальном столике там, где должно быть пятно от морса.

— Это дядя Гера озаботился гуманитарной помощью? — недоверчиво спрашиваю я бабушку, которая читает в кресле газету.

— Нет, курьер принес. Это и еще доставку еды из ресторана, — оскорбленно фыркает она. — Я сначала подумала, что это от Марка…

Я качаю головой. Жених не в курсе моего бедственного положения, зато знает, что у меня есть ба, и от голода я точно не помру. Только один человек считает меня безрукой поварихой, но он обещал больше не появляться в моей жизни.

— … но увидела из окна сомнительную машину, — продолжает Роза Моисеевна.

— Сомнительную? — не понимаю я. Машины бывают сомнительными?

— Еще какую, я за биноклем сходила даже. Большая черная тачка, как вы ее называете, джипяра. Почти час торчала под окнами, изредка покурить выходил громила. Морда такая наглая. Глаза б мои не видели! Жеребчик! — ворчит ба подозрительно одобрительным тоном.

Морда наглая. Сердечко мое дурное ёкает.

Глава 44. Предгрозовое

Утро среды начинается с осознания, что симптомов простуды больше нет.

Вчера ба, хлопоча вокруг меня, заставляет меня многом задуматься.

Брезгливо убирая доставленную еду в холодильник и подсовываем мне бульончики, она выводит меня на разговор.

— Ба, да нормальная это еда. Хороший ресторан, и видишь — всё лёгкое, диетическое.

Роза Моисеевна ревниво следит за тем, как я возюкаю ложкой в её витаминном супчике. По моим ощущениям, у него привкус, как у снадобья бабушки Раевского. Что они туда кладут?

Строго говоря, есть не тянет, но и оставаться наедине со своими мыслями мне тоже не хочется.

— Ба, а ты мужа любила? — спрашиваю я.

Она зыркает на меня, но, помолчав, отвечает:

— Обоих.