Искушение. Книга 2. Старые письма

— Оперуполномоченный Ильин, а кресло? — вопрос начальника заставил Валентина вздрогнуть. Действительно, у Блюмкина стояло старинное деревянное кресло, якобы, некогда принадлежавшее одному из опричников Ивана Грозного. В частных разговорах Блюмкин упоминал, что это был не просто опричник — это был личный палач царя, он исполнял указания Грозного в особо важных случаях. Якобы, он был не русский, а чуть ли не француз.

Сам Яков Георгиевич, на совести которого было немало загубленных душ, частенько принимал гостей в этом кресле. В богемной Москве ходили небылицы, что он ночами, сидя в этом кресле, обдумывает «кровавые чекистские» планы, завернувшись в свой красный шелковый халат, который привез из Тибета.

Читая оперативные донесения, Валентин посмеивался над мрачными фантазиями завсегдатаев московских литературных салонов и кафе до тех пор, пока не увидел своими глазами кресло и кроваво-красный халат. Шелк цвета свежей крови не был привычно блестящим, непонятным образом он создавал иллюзию струящейся густой жидкости, проще говоря — крови. А небольшие бледно-розовые драконы вышивки окончательно создавали впечатление безжалостно порубленного тела. Однажды, представив себе Блюмкина в этом халате развалившимся в черном кресле с топорами в качестве подлокотников и орнаментом из искусно вырезанных черепов, член ВКП(б)[66], оперуполномоченный Московского управления ГПУ Валентин Кириллович Ильин понял, что он панически боится этого кресла. Боится тем неуправляемым животным страхом, который парализует волю и тело.

Неожиданно на лице Бокия появилась улыбка.

— Валентин Кириллович, успокойся, понимаю — боишься ты этого кресла.

Ильин и раньше подозревал, что Глеб Иванович Бокий каким-то образом догадывается о том, что думает собеседник, но сейчас он понял, что Бокий — у него в голове и читает его мысли. Одновременно с этими мыслями его неприятно поразило, что «хромает» наблюдательность, которую Валентин особо тренировал. Оказалось, что у Глеба Ивановича гетерохромия, а такой факт оперуполномоченный ГПУ был просто обязан заметить и запомнить.

Стоило этой мысли промелькнуть в голове, как Бокий стал массажировать виски, прикрыл глаза, и проворчал, засопев:

— Опять голова разболелась. Пора отдохнуть.

— Товарищ Начальник Специального отдела, да — боюсь. — Валентин ощущал полный паралич воли. Мозг работал совершенно отдельно, с ужасом наблюдая как бы со стороны, как вытянувшийся в струнку опер Ильин признается в том, что он трус и боится старой мебели.

— Признаюсь, я тоже его побаиваюсь, — миролюбиво сообщил Бокий, вставая из-за стола, — ты успокойся, с сегодняшнего дня ты переводишься в другое подразделение, и перед тобой будут другие задачи.

— Глеб Иванович, а как же Блюмкин? — от растерянности, Валентин забыл о субординации, — как же наши поиски? Неужели все так и бросим?

— Валентин, я тебе уже сказал — успокойся, никто ничего не бросил, но мы свою задачу выполнили. Теперь это не наша «головная боль», — усмехнулся Бокий, — а по поводу кресла, забирай его себе, может быть это поможет тебе избавиться от своих страхов.

Он подошел к Валентину, похлопал его по плечу.

— Поступаешь в распоряжение Мессинга Станислава Адамовича[67]. Не сегодня — завтра он сменит Трилиссера на посту начальника иностранного отдела. А о том, чем занимался здесь, до поры забудь.

— А Илья Свиридов? — не мог не спросить о друге Ильин. — Он остается?

Начальник спецотдела вздохнул.

— Илью тоже забрали. Разлетаетесь голуби. За Свиридовым Менжинский выслал машину еще под утро. Возможно, он уже где-то летит над просторами нашей Родины. Так-то. Но ты не расстраивайся, встретитесь еще. А кресло забери, жалко, если такой антик кто-нибудь на дрова пустит.

После представления новому начальству Валентин отправился на квартиру Блюмкина. Когда он вошел в затененную плотными шторами комнату, где одиноко на черном битумном полу стояло черное кресло, ему на мгновение показалось, что рядом с креслом кто-то стоит. Неясная полупрозрачная тень, напоминающая человека в длинном до пола плаще или хитоне, растаяла на его глазах.

Валентин, было, хотел перекреститься, но вовремя себя одернул — не хватало еще, чтобы кто-нибудь из сослуживцев увидел — конец карьере.

Извозчика нашел быстро и, погрузив тяжеленное кресло, закрыл повозку пологом, хотя дождя не было — не хотел, чтобы видели, что он везет антикварное кресло к себе на квартиру. Всю дорогу его не оставляла мысль, что он делает что-то не то. Неизвестно, как к этому отнесется брат. Иван с августа жил в Москве, экстерном заканчивая вечернюю школу, он готовился к поступлению в дорожный институт. Не испугает ли это кресло Элю. Если у него появлялось чувство страха, то что сказать о юной нежной девушке? Как раз сегодня договорились с ней пойти в «Художественный» на «Новый Вавилон» Козинцева и Трауберга. После фильма наверняка придут к нему домой, а там — это черное чудище. Одним словом, сомнения обуревали молодого оперуполномоченного ОГПУ Ильина по дороге домой.