Искушение Марии д’Авалос

Марии и прежде приходилось терпеть идиотское поведение похотливых мужчин, но этот человек был особенно неприятен, и она надеялась как можно реже видеть его в будущем. Слава Богу, Карло, по-видимому, тоже не был к нему особенно расположен.

Музыка, доносившаяся из бального зала, была размеренной и ритмичной, и несколько человек ушли туда танцевать медленный танец, в то время как остальные продолжали праздничный ужин. Официально бал не начинался до тех пор, пока Мария с Карло не станцуют лавольту — вид гальярда для пар. Это был новый танец, и его считали довольно скандальным, поскольку в нем мужчина обнимал женщину и поднимал ее в воздух, когда они делали поворот на три четверти. Этот живой танец, не похожий на балет, приятно было исполнять, и приятно было наблюдать за танцующими, и, хотя некоторые церковники прокляли его как причину беременностей и разводов, это был самый подходящий танец для новобрачных. К тому же, наблюдая, как танцуют новобрачные, особо любопытные свадебные гости (а их было большинство) могли получить четкое представление о том, насколько жениха и невесту тянет друг к другу.

В объятиях Карло Мария чувствовала себя невесомой. Он вел ее с такой грацией и непринужденной уверенностью, что она отдалась на его волю, как пушинка, которую несет ветерок; они двигались, как один человек, и улыбались, радуясь музыке и движению. Мария была радостно возбуждена. Поэтому у гостей создалось ложное впечатление относительно чувств, которые Мария и Карло питали друг к другу. Правда, танец опьянил Марию, но лишь усилил ее неуверенность в истинной природе чувств, которые питал к ней Карло.

Он оставался подле нее большую часть вечера, потому что, как ей казалось, это считалось правилом, а также потому, что Мария вовсе не стремилась вести беседу. Она еще раньше заметила, что он терпеть не может женщин, которые болтают ради самой болтовни, — он вел себя с ними грубо, уходя от них или поворачиваясь спиной на середине фразы, или просто избегал их. Теперь, когда главное в этот вечер было сделано, Карло снова укрылся в своем внутреннем мире, слегка утомленный и меланхоличный. Сейчас они молча сидели рядом, слушая музыку и наблюдая за танцующими. Люди оставили их в покое, полагая, что они влюблены друг в друга, и в каком-то смысле они защищали друг друга: она его — от непрошеного вторжения, а он ее — от утомительных танцев и болтовни.

Позже в тот вечер Джеронима втянула Марию в разговор с людьми, с которыми, по ее мнению, невестке важно было познакомиться. Эти люди могли оказаться ей полезны, учитывая, что ее так долго не было в Неаполе, особенно в создании собственного светского кружка — быть может, предположила Джеронима, разделявшего литературные интересы Марии. Хотя ей не хотелось навязывать Марии приют для беременных девушек, она все же решила, чтобы невестка познакомилась с двумя людьми, причастными к этому начинанию. Первым из них был благодетель, пожертвовавший свою виллу, — старик с причудами, у которого было очень неважно со слухом.

— Какое у вас доброе сердце! — прокричала Мария ему чуть не в самое ухо, и, поскольку такая красивая невеста сказала ему такую лестную вещь, и это была первая фраза, которую он смог расслышать за весь вечер, с тех пор он стал считать Марию живой аллегорией сострадания.

— У тебя природный дар общения с людьми, которых трудно подвигнуть на пожертвования, поверь мне, — прошептала Джеронима. — Ты смогла бы сделать столько добра!

От этого замечания повеяло чем-то таким, что слегка оттолкнуло Марию, хотя она и почувствовала себя виноватой за то, что оскорбилась предположением, что она сможет помочь несчастным.

— А теперь я хочу познакомить тебя с совершенно особенным человеком, — с энтузиазмом произнесла Джеронима. — Мы очень тесно с ней сотрудничаем. По странному совпадению, у нее точно такое же имя, как когда-то было у тебя. Мария Карафа! Ах, вот и она!

Худая темноволосая женщина с желтоватым оттенком кожи направлялась к ним. В отличие от Джеронимы, у нее был такой вид, словно она делала добро по принуждению. Она была бы красивой, если бы не усталое выражение лица. Когда Джеронима представила ее как герцогиню Андрия, в мозгу Марии вспыхнуло: «Жена Фабрицио Карафа!» Эта мысль не оставляла ее, пока новая свекровь Марии перечисляла превосходные качества собеседницы. При этом герцогиня смотрела на Марию, слегка улыбаясь, и в глазах ее читалось узнавание.

— Простите, что я рассказываю прекрасной новобрачной, какое вы сокровище, — сказала Джеронима. — Я надеюсь заинтересовать Марию нашей благой работой — конечно, после того как она привыкнет к своему браку.

— От такой работы у вас испачкаются руки, — заметила герцогиня, многозначительно взглянув на нежные белые руки Марии со сверкающими кольцами.