Искушение стального дракона

– Это началось тогда, когда Фиерра одержала победу в войне, – вдруг заговорил он, опускаясь на каменную скамью у водопада. Я решилась подойти ближе и присесть рядом. – Женщины драконьего рода резко начали сходить с ума. Мы не понимали, что происходит. Одна за другой драконицы прыгали со скал, не принимая истинного облика, – он замолчал, тяжело вздохнул и я вместе с ним, видя, как тяжело ему дается этот рассказ. – В тот день, когда я услышал крик отца… В тот день я готовился к приему гостей и было некогда даже поговорить с мамой. А она пыталась что-то мне сказать, но я… – снова этот болезненный вздох, который вызвал во мне новый приступ жалости. – После похорон я начал искать причину массовых смертей. Факты, которые удалось добыть, вели в Ромхайн. Ведьмовская раса во главе с королем, которого впоследствии казнили на площади, осуществили страшную месть. Мы так и не узнали, что за ритуал был проведен, но заметили закономерность, что в живых остались и не сошли с ума только те драконицы, которые были привязаны к партнеру узами истинной пары. Помню, как дал себе обещание жениться только на той, что предназначена мне судьбой, но судьба оказалась той еще сволочью! – устало ухмыльнулся и посмотрел мне в глаза.

Я не выдержала его напряженного ненавистного взгляда и отвернулась, делая вид, что заинтересовалась рощей цветов. Пыталась подобрать слова, чтобы что-то на это ответить, но будто холодный ком образовался в горле. Стало неудобно за весь ведьмовский род, к которому теперь сама принадлежала.

Уныние накрыло с головой, я вспомнила свою маму, которая осталась в другом мире оплакивать любимую дочь. Слезы навернулись на глаза. Теперь я знала, как больно терять близких и очень сочувствовала горю Феррона.

– Там, где я родилась, – не оборачиваясь, сделала вид, что разговариваю сама с собой, – люди верят, что после смерти душа попадает в лучший мир. Она не испытывает боли или страхов, забывает о страданиях и встречает тех, кто ушел раньше. А еще у нас верят, что родные приглядывают за нами. Они рядом… и живы, пока мы о них помним, – развернулась, посмотрела на дракона, что стоял, отчаянно кусая губы. – Твоя мама всегда рядом, хотя ты этого не видишь. Она радуется твоим успехам и огорчается, если совершаешь дурные поступки. Ни в коем случае не осуждает, ведь у каждого есть свой путь и право на ошибки. Она просто рядом, потому что все еще любит тебя. И ждет… что когда-нибудь, через много-много лет, когда настанет твой час, вы встретитесь, чтобы уже никогда не разлучаться. Надо просто верить, что эта встреча однажды состоится.

– Ты… – Феррон хотел что-то сказать и не смог. Да и я – тоже, к горлу подкатил ком, а слезы лились ручьем. Мне было легче. Потому что через них уходило горе. А вот драконам не положено плакать. Они же сильные и могучие, и еще самые красивые. – Спасибо…

– И тебе! – всхлипывая, прильнула к мужской груди. Голос дрожал, и каждое слово давалось с трудом. – Оказывается, у тебя тоже есть сердце…

– А у тебя, Эрмина? У тебя оно есть? – прошептал, стискивая меня в объятиях.

Руки жадно прошлись по спине и замерли на ягодицах. Его губы нашли мои, но не вторглись нагло и жестко, как обычно происходило, а прикоснулись нежно, будто заново открывая для себя их вкус. Правая его рука переместилась ко мне на затылок, сминая пальцами локоны, левая – легла на открытую часть спины. Будто удар током по нервам, я судорожно вздохнула и распахнула намокшие от слез глаза, встретилась с темнеющим стальным взглядом, полным надежды и голодного неутолимого желания.

– Только не здесь, – ответила на выдохе, и дракон чуть заметно кивнул. Подхватил меня на руки и понесся обратно по каменной тропинке к той самой беседке, откуда мы недавно ушли.

Бокалы и вино уже давно исчезли, прибранные домовым, да и если бы остались, это уже не имело значения. Феррон опустил меня на край стола, аккуратно, попеременно касаясь ног, затянутых в тончайшие чулочки, задрал подол и развел бедра в стороны, пристраиваясь между ними.

Следом настал черед верхней части платья. Жалобный треск подсказал, что с застежкой кое-кто не справился. Но жаркие губы уже прильнули к моим губам, и я позабыла об этой мелочи, тая от ласковых и еле сдерживаемых прикосновений. Я четко помнила, как раньше Фер впивался и клеймил нежную кожу на шее и груди. Теперь же он обрушился жадной нежностью, наверное, впервые заботясь обо мне и стараясь не причинять боли.

– Фе-ер! – простонала, когда он вобрал в себя чувствительный сосок и слегка прикусил зубами твердую горошину.