Искусство как вид знания. Избранные труды по философии культуры

Другою запредельною для лингвистики областью надо признать онтологию, как формальное учение о всяком предмете. Поскольку предмет не только пребывает, как идеально мыслимый или воображаемый предмет, но также существует в осуществлении вещного многообразия, у него есть свое мыслимое содержание, которое и переходит в смысл словесного его обозначения. Изучение этого перехода предполагает, следовательно, обращение, с одной стороны, к объективному (предметному) содержанию и его осуществляемое™ в реальных вещах, т.е. предполагает пограничную материальную область лингвистики семасиологию, и в качестве запредельных областей - историю культуры во всем ее объеме, как она открывается нам средствами филологии. С другой стороны и вместе с тем, перед нами открывается поле словесно-смысловых форм, организующее предмет и содержание в смысл. Проблему отношения этих форм к онтологическим мы оставим в стороне так же, как и проблему отношения форм фонетических к акустическим. Таким образом, с точки зрения традиционного деления сфер изучения языка остаются, как будто, еще только две области чистого языковедения: область форм «морфологических» и форм «синтаксических», куда надо присоединить и «стилистические» формы, безразлично, будем ли мы их понимать как формы только экспрессивные68 или как формы вместе с тем организующие, но субординированные логически-смысловым.

Входить в подробности вопроса о взаимном отношении морфологии и синтаксиса здесь не место. В целях последующего достаточно ограничиться следующими замечаниями, отнюдь не предвосхищающими конечного разрешения вопроса. Некоторые опыты классификации форм морфологических и синтаксических обнаруживают в настоящее время неуменье, а иногда и нежеланье, различать одни формы °т других иначе, как по их применению или по «точке зрения» науч-

К чему ведут тенденции Кроме, Фосслера, и с другими предпосылками - Бай и (Ch. Bally).

ного изучения их. Повод к тому, конечно, есть, - в звуковом отношении мы часто имеем дело здесь с тожественными «вещами». Но в то же время сами сторонники отожествления обоих видов форм не скрывают их различия, они только не умеют довести их до степени принципиальной. Различения, основанные на практической (педагогической) полезности двух типов классификации, могут не иметь теоретического значения. Практика может ставить какие ей угодно задачи и может требовать от теории их решения, но решает их сама теория и не по практическим соображениям. Для теории решение вопроса здесь может состоять или в том, что разница тех и других форм обнаруживается принципиально, т.е. пункты различия принимаются как существенные признаки каждой из них, или доказывается, что все их различие есть различие только «точек зрения», «аспектов», «применений» и т.п., что также должно иметь свое объективное основание, но это последнее не обязательно состоит из существенных элементов целого. Если разница между ними - в том, как иногда приходилось слышать, что одни формы суть формы языка в его статике, а другие - в динамике, то это - понятно и правильно лишь при условии, что мы согласились мыслить морфологию в образе статики, а синтаксис — в образе динамики, т.е. согласились называть неизвестные нам вещи новыми именами.

Более серьезный характер имеет утверждение, сводящее разницу между рассматриваемыми формами к тому, что морфология изучает формы «отдельных [?] слов» в их отношении к другим однородным формам, а синтаксис - по их положению в «словосочетаниях», в которые они входят. Едва ли, однако, можно признать такое различение принципиальным, пока не показана принципиальная разница между «отдельным словом» и «словосочетанием», а думается, что таковой и нету69. Весь вопрос может быть поставлен так: если у морфологии най-