Искусство как вид знания. Избранные труды по философии культуры

шейному, окрашенному всеми возможными чувствами. И в этом нередко готовы видеть существенный признак поэтического творчества, в отличие от научного. На этом и основывается иногда противопоставление сухого понятия живому поэтическому образу. «Образ» не только сообщает, но и производит впечатление на нашу эмоциональную сферу, и это - прежде всего, так что из-за одного этого будто бы мы даже игнорируем сообщаемое, принимаем его даже при его ничтожестве. Ложь такого представления прямо опровергается фактом: к величайшим поэтическим произведениям никогда не могут быть отнесены произведения ничтожные со стороны просто сообщаемого ими. Ложь, следовательно, будто поэтическое произведение существенно характеризуется только производимым «впечатлением». Такое «впечатление» есть лишь возможность, и потому оно составляет в поэтическом произведении момент производный, а не конститутивный и определяющий. Внутренние формальные условия этой возможности, то в художественном произведении, что является основою и источником возможного «впечатления», суть подлинный стимул художественного творчества, независимо даже от желания или нежелания художника вызвать впечатление, а зрителя или слушателя - проникнуться им. Последствием названной лжи бывает, что, вслед за признанием определяющего значения за «впечатлением», начинают искать его закона, и довольно последовательно ищут его в эстетическом. В итоге само художественное или поэтическое произведение определяется не по организующей фантазию форме и ее «правилу», а по способности вызывать эстетическое впечатление, организующее общую совокупность эмоциональных впечатлений поэтического произведения. Особая сумятица от нерасчлененных понятий получается, когда ко всему этому присоединяется еще неумение отличить просто удовольствие, доставляемое внешними формами художественного произведения и приводящее иногда к дурному эстетизму, от подлинного эстетического наслаждения этим произведением.

Между тем, самые элементарные расчленения уже помогают прояснению действительного положения вещей. И прежде всего должно быть разбито понятие субъективности, которую выше (стр. 442) мы лишь условно допустили, как объединение фантазии и чувства. Приняв это объединение в интересах противопоставления его, как некоторого целого, объективной системе научных понятий (терминов), мы, однако, из анализа роли фантазии уже можем убедиться, что последняя, если и не объективна в смысле точной и адекватной передачи действительности, то во всяком случае объектна, предметна. Поэтому, законы поэтического творчества, сколько в нем участвует воображение, суть не законы психофизической жизни человеческого субъекта,

а формальные основания, объективно-идеально направляющие творчество. Лишь при признании этого положения приобретает действительный смысл и то утверждение, которым придается такое значение эстетическому наслаждению. Последнее, как переживание фундированное, необходимо требует своего предметного определения. Внутренние поэтические формы, несомненно, могут быть предметным фундаментом эстетического наслаждения, и весь процесс отрешения действительности, возведения феномена действительности в идеал, преобразования этого феномена по идее художественности, несомненно, может сопровождаться эстетическим наслаждением. Но только может, ибо и вообще фундирующее основание по отношению к фундируемому только потенциально. Этим и объясняется большое количество и большой успех эстетических теорий, настаивающих на чисто субъективном характере эстетического. Но именно поэтому, т.е. в силу чистой потенциальности эстетической предметности, не следует эстетическое принимать за определение художественного и поэтического. Для поэзии таким определением остается только сама поэтическая внутренняя форма.