Искусство наступать на швабру

– Увы, – печально вздохнул искусствовед, – времена меняются. А ведь не так давно многие из них блистали на местном художественном небосводе. Ну, например, вон тот, – человек в шляпе указал на одного из торговцев, – при советской власти еще как процветал, за один портрет нашего первого секретаря Разбойникова тысячу целковых отхватил, не считая почетной грамоты. А теперь что? Весь пообтрепался, малюет всякий кич на потребу непонятно кому. Я тут как-то к нему как-то подошел, говорю, мол, что ж ты, паразит, с твоим талантищем всякую мазню в свет выдаешь? А он мне: "А ты что хотел, чтобы я за пять баксов свою душу в картину вкладывал?" Да, изменились времена. Свобода творчества привела к деградации искусства.

– Ну, тут я не могу с вами полностью согласиться, – перебила девушка. – Простите, как вас величать?

– У меня самое простое имя, – расплылся в обаятельной улыбочке искусствовед. – Петр Петрович.

– Надя, – представилась девушка. – Нет-нет, Петр Петрович, тут я с вами никак не могу согласиться. Конечно, то, что талантливые художники, я подразумеваю это понятие в широком смысле...

– Да-да, конечно, – понимающе кивнул Петр Петрович.

– То, что они вынуждены либо приноравливаться к низкопробным вкусам, либо бедствовать – конечно, очень плохо. Но это же не значит, что надо возвращаться в прошлое – в принудительный соцреализм и... Ну да что объяснять – вспомните судьбу Гумилева, Клюева, Михоэлса, Шемякина, Галича...

– Нет, ну зачем же так сразу, – чуть смутившись, Петр Петрович отхлебнул пива. – Я за свободное искусство, но в рамках.

– А, ну понятно. – Наде как-то расхотелось продолжать дискуссию. -Петр Петрович, а как вы относитесь к творчеству Пушкина?

– Пушкин – наше все! – Эту широко известную фразу Петр Петрович произнес так, будто она только что явилась ему на ум.

– А как вы восприняли бы появление новых, доселе неизвестных материалов, связанных с его жизнью и творчеством? – продолжала Надя. -Например, писем.

– Чьих писем?

– Ну, разумеется, Александра Сергеевича.

– О, ну это стало бы значительным событием в области культуры и искусства. А к чему, Наденька, вы завели о них речь?

"Ну все, пора брать быка за рога", решила Надя, а вслух произнесла:

– Дело в том, что я располагаю письмом Пушкина к Екатерине Николаевне Ушаковой, которое до сих пор считалось утраченным. Надеюсь, вам известно это имя?

– Да-да, разумеется, – поспешно закивал Петр Петрович. Однако, угадав по выражению лица, что имя Ушаковой мало что говорит ее собеседнику, Надя пояснила:

– Семья Ушаковых была близко знакома с Пушкиным. Впоследствии известный пушкиновед П.И. Бартенев со слов не названного им лица записал, что перед смертью в 1872 году Екатерина Николаевна позвала дочь, велела принести шкатулку с письмами Пушкина и сожгла их все до одного.

С большим пиететом выслушав эту справку, почерпнутую Надей из книжки "Юный пушкиновед", Петр Петрович задал вопрос, которого его собеседница ожидала:

– Но если Екатерина Николаевна сожгла все письма Пушкина, то каким образом одно из них оказалось у вас?

– Оно сохранилось благодаря горничной Екатерины Николаевны, которая каким-то образом сумела сберечь от огня одно из пушкинских писем. Должно быть, она была довольно образованной девушкой и лучше, чем ее хозяйка, понимала, что эти письма значат для человечества!

– Как бы там ни было, Наденька, но вы обладаете большой ценностью, -уважительно покачал головой Петр Петрович. – Я хотел сказать, культурной ценностью.

– А я как раз хотела поговорить с вами о его, так сказать, материальной ценности, – подхватила Надя. – Собственно, письмо принадлежит не мне, а одной моей подруге, которая вынуждена его продавать по причине стесненных материальных обстоятельств.

– И, должно быть, ваша подруга – правнучка Ушаковой? – спросил Петр Петрович, как-то странно глянув на свою собеседницу.

– Почти, – обаятельно улыбнулась Надя. – Она правнучка ее горничной.

– Вообще-то у меня есть возможность устроить выгодную продажу, – чуть подумав, произнес искусствовед. – И сколько ваша подруга хотела бы выручить за письмо?

– Желательно сто тысяч, – не задумываясь ответила Надя. – Минимум девяносто.

– Ну что ж, письмо Александра Сергеича того стоит, – со знанием дела заметил Петр Петрович. – Однако хотелось бы прежде на него взглянуть.

Надя раскрыла сумочку и протянула Петру Петровичу сложенный вчетверо лист:

– Это ксерокопия. Вы можете ее изучить и убедиться, что там действительно автограф Пушкина.

– Да, пожалуй. – Петр Петрович бережно сунул листок во внутренний карман поношенного плаща. – Знаете, вашей подруге крупно повезло – как раз сейчас в Кислоярске гостит один мой знакомый бизнесмен, большой любитель искусств. Настоящий Третьяков, но удивительно скромный: скупает картины и вообще всякие художественные ценности, а потом совершенно бескорыстно дарит их музеям и научным институтам.

– Я тут на днях читала в одной газете, будто некто, пожелавший остаться неизвестным, передал в Пушкинский дом неизвестные письма Тургенева, – подпустила Надя. – Это случайно не он?