Искусство оскорблять

Ведь если внефизический, сверхъественный фактор существует, то вычерчивание объективной картины работы ЦНС — пустая трата времени.

Почему?

Потому, что по самой своей природе этот «фактор» должен иметь возможность воздействовать на все в мироздании. В том числе на сознание и мышление человека.

Но в таком случае условные и безусловные рефлексы превращаются в побрякушки, которыми «кто-то» может начать жонглировать по своему капризу. Добавим, что этот «кто-то» неизвестен, а цели его неведомы.

Признание внефизической основы мира превращает работу мозга в простое биологическое обслуживание принципиально непостижимого процесса. А ученому остается жалкая роль путевого обходчика, обреченного следить за функционированием системы, у которой есть загадочный, всесильный хозяин.

Отметим еще раз, что убежденность в наличии такого «хозяина» является фундаментом всей культуры homo.

Как мы уже знаем, у «хозяина» множество имен, лиц и нарядов. Каждая религия наряжает и причесывает его по моде своей эпохи.

А вот метафизика оставляет его безымянным и совершенно голым.

Впрочем, эта нагота не предполагает наличия животика или пениса. Вселенская плоть «хозяина» сделана из созвездий, туманностей и арий.

В таком виде он не только выигрывает в изяществе, но и легче интегрируется в культуру любого века. Исчезает необходимость снабжать его пейсами Христа или перьями Кельцаткоатля.

Нравится нам это или нет, но определить, где заканчивается метафизика и начинается культура, категорически невозможно.

По сути, метафизика и культура — это две стороны одной монеты. Они неразделимы. Принимающий догматы культуры через них вольно или невольно принимает и загадочного «хозяина».

В обывательском представлении именно этот хозяин — подлинный автор симфоний и поэм. И только он делает одного Моцартом, а другого оставляет безвестным «клавишником».

Он автор (или по крайней мере, соавтор) всего того, что номинируется, как «гениальность».

Именно через это понятие человек подпитывается верой в наличие некой внефизической силы, управляющей миром. Наличие Баха или Байрона, их необыкновенная, с точки зрения homo «одаренность» становится доказательством «бога» более могущественным и убедительным, чем любые сочинения Августина или тексты евангелий.

Ведь если есть необъясняемые наукой явления, а к таким относится «гениальность», то возникают весьма и весьма обоснованные сомнения в точности научной картины мира.

Руками Наполеона или Да Винчи бог вцепляется мертвой хваткой в одеяло мироздания и тянет его на себя.

Атеисты страшатся этой темы и обходят ее так же аккуратно, как «нейротеологи» теорию условных рефлексов.

Конечно, можно и дальше делать вид, что такой проблемы не существует или «забывать» о ней, чтобы она не мешала вычерчивать красивые материалистические теории.

Но в любой самой стройной теории любой Бетховен легко протыкает дыру своим «гениальным» пальцем.

Очень важно понимать, что культура и наука не просто некие разновекторные явления.

Нет.

Они обречены вечно враждовать, нанося друг другу увечья.

Культура утверждает величие, непостижимость и уникальность человека.

А наука доказывает его ничтожность, изучаемость и банальность. (Чаще всего это происходит невольно, но все же происходит).

Конфликт здесь неизбежен, так как реалистическая картина не имеет ничего общего с лестным мифом, который крепко укоренен через культуру.

Основная проблема заключается в том, что культуре бог необходим. Культура — это главный бастион бога. (Он неприступен, в отличии от церкви, которую нескольким поколениям вольнодумцев удалось превратить в мумию.)

Идти в лобовую атаку на этот бастион бессмысленно. (Такие попытки уже предпринимались, но всегда выглядели очень забавно.)

Именно через культуру метафизическая идея становится сверхвлиятельной и подчиняет себе любое мировоззрение.

(Отметим, что при этом аннулируются примитивные признаки богопочитания в виде поцелуев рук жрецам или тому подобных нелепостей. Исчезает необходимость в поиске вульгарных чудес.)

Главным «чудом» мира становится «гениальность» и тесно связанная с ней уникальность личности, которую каждый homo обязательно распространяет и на свою персону.

А не имеющее никакого рационального объяснения неравенство «по одаренности» ломает любые физиологические выкладки Бюхнера — Малешотта — Фогта-Бернара-Павлова.

Поэты, живописцы, композиторы становятся архангелами метафизического начала. Огненные мечи их поэм и симфоний кажущейся необъяснимостью своего происхождения легко рубят «в лапшу» любого естественника.

Уберите бога и вы обрушите сразу всю убежденность человека в своей исключительности.

^{Уберите исключительность «личности» и вы сможете легко обрушить бога.}

_{Дело даже не в том, что бедняжка homo осиротеет.}