Меня тянет к нему как магнитом, а подойдя ближе, я определяю, что это Рубенс – фламандский живописец периода Барокко, один из самых востребованных художников семнадцатого века. Господи, охренеть! Настоящий шедевр.
– Восхитительно, не правда ли? – произносит мне в ухо шелковистый голос, и от неожиданности я чуть не выпрыгнула из кожи. Поворачиваюсь, чтобы узреть прямо перед собой вчерашнего сексуального британца, который выглядит так же великолепно, как я его помню. Он улыбается, и его ямочки будто подмигивают мне.
– Настоящий шедевр, – говорю я, надеясь, что он не решит по моим быстро краснеющим щекам, что я говорю так о нем, хотя отчасти я и его имела в виду.
– Классика, – многозначительно вздыхает он и смотрит на меня. – Для вас, наверное, это привычное дело теперь. Видеть вблизи такие красивые произведения искусства.
Я улыбаюсь.
– К этому нельзя привыкнуть, – говорю я. – Искусство означает, что его можно увидеть с миллиона различных сторон.
Он выглядит удивленным, затем кивает с одобрением:
– Я чувствую также.
Помнит ли он меня? Или вчера я была лишь временным отвлечением на его пути в офис, пикантностью для его утреннего развлечения?
– Полотно принадлежит одной из моих любимых эпох.
– Вам нравится драма, присущая Барокко, не так ли? – говорит он, щурясь на меня игриво. – Вы королева драмы?
В самом деле, он флиртует со мной, потому что помнит нашу встречу, или это его обычное поведение при общении с женщинами?
– Вы разбираетесь в искусстве, – выдаю я под впечатлением.
– Лучше, – говорит он. – Я трачу на него много денег.
Так он коллекционер. Я снова смотрю на картину: женщины, словно танцуя прямо на холсте, движутся среди глубоких зеленых теней в насыщенных мазках.
– Мне нравятся глубокие тени и мерцающие детали, словно они могут сойти с картины и… – Мой голос затихает, когда я понимаю, что говорю бессвязно. – Простите, я просто взволнована.
– Не извиняйтесь. Я понимаю, – ответил он, и похоже, он меня действительно понимает.
Мы вновь развернулись к картине. Он стоит рядом со мной, и я чувствую жар его тела вдоль своего, его рукав мягко касается моей обнаженной руки.
– Только подумайте, – говорит он, подходя ближе, своим плечом задевая мое, – на этом холсте мазки, которым уже тысячи лет. В отличие от этого нового галстука, который мне пришлось купить вчера, потому что кое-какая недотепа облила меня кофе.
Попалась! Я шлепаю его по бицепсу. По его твердому, рельефному бицепсу под дорогим костюмом.
– Так вы меня помните!
– Как я мог забыть первого человека, который врезался в меня с кофе? – усмехается он. – Вы уничтожили мой любимый галстук.
– Вы сказали, что он вам не нравился!
– Мужчины все время лгут красивым девушкам.
Я краснею. Боже, есть ли способ удержать свое тело от проявления влечения?
– Я же сказала, что куплю вам новый. Хотя синий цвет в этом галстуке мне нравится.
– Потому что он подчеркивает мои глаза? – дразнит он.
– Вы это хотели бы услышать? – усмехаюсь я, притворно закатывая глаза, хотя мое сердце бешено колотится. – Или это то, что вы бы сказали любой симпатичной девушке, с которой только что познакомились?
– Так, мы вернулись к вашему признанию, что я горяч.
Я отмахнулась.
– Я даже не обратила внимания на цвет ваших глаз.
– Так, мы вернулись к тому, что вы ужасная лгунья.
Я громко рассмеялась и несколько присутствующих ценителей искусства оборачиваются на нас. Я осматриваю зал в поисках Стэнфорда или Лидии. Все чисто. Пока что. Фух.
– Как я понял, вы получили работу? – говорит загадочный красавчик-коллекционер.
– Ну, вроде того, – я медлю, вспомнив, зачем меня сюда позвали. – Вообще-то, мне, наверное, стоит вернуться к работе, пока мой босс…
Он поднимает свой галстук.
– Я позволю пролить что-нибудь на этот, если вы останетесь.
Я снова смеюсь, на этот раз тише, а он одаривает меня полноценной улыбкой, словно сам Адонис сияет своими жемчужными зубами. Только я собралась сказать что-нибудь кокетливое – Господи, надеюсь не подобострастно – как слышу свое имя, произнесенное, казалось, самым неприятным голосом на свете.
– Грэйс? – Это Лидия, которая подходит к нам, можно было бы сказать топая, если бы на ней не были надеты туфли на неимоверно высоких каблуках. – Какого черта ты тут делаешь?
– Стэнфорд отправил меня принести еще стульев, – говорю заикаясь.
Лидия одаривает меня снисходительной улыбкой.
– Я не вижу в твоих руках никаких стульев.
Она поворачивается ко мне спиной:
– Мистер Сент-Клэр, мне очень жаль, надеюсь, она вам не докучала. Ох уж эти новые сотрудники. – Лидия кладет руку ему на плечо, и теперь уже она выдает подобострастно. – Мы знаем, какой вы занятой человек, и не хотели бы отвлекать вас тривиальными вопросами как… этот. – Она взмахивает рукой в мою сторону.