Искусство похищения сердец (ЛП)

Я делаю ещё один круг с шампанским, внимательно посматривая по сторонам в поисках Чарльза. Не могу перестать прокручивать в голове наш кокетливый стёб и то, как он поцеловал мою руку, словно я была особой королевских кровей, а не просто скромным клерком.

Наконец-то замечаю его в другом конце зала, и мои надежды разбиваются. Он болтает с роскошной женщиной в чёрном брючном костюме от Версаче, её волосы зачёсаны назад в традиционный пучок, обвязанный ремешком с драгоценными камнями. Классика. Блин, надеюсь, это не его девушка. Но разве может у него не быть девушки? Красивый, обаятельный, богатый... подумай, вероятно, у него даже несколько подружек.

– Дамы и господа, – произносит мужчина, которого я не узнаю, и разговоры стихают, – пройдёмте за мной, пожалуйста, мы готовы начать.

Я следую за ними к главному залу, всё ещё думая о лотах, выставленных сегодня на обозрение, и о том, каково это – иметь табличку и возможность потратить деньги. Каково это – быть в состоянии купить произведение искусства, предмет художественного наследия только потому, что оно мне понравилось? В каталоге не был указан Рубенс, но если бы у меня было пару миллионов, я приобрела бы именно его. Как бы восхитительно было, если б он висел в моей квартире!

Он будет отлично сочетаться с моим лоскутным одеялом из секонд-хенда и журнальным столиком из ИКЕА.

– Лучше б там было побольше клевой обнаженки!

Передо мной идет парень в кроссовках и толстовке. Я узнала в нём Эндрю Тейта – миллиардера в области технологий, у которого репутация полного засранца.

– Будь осторожен в своих желаниях, – говорит его друг. – На этих европейских картинах и скульптурах встречается много членов. Лично я не отказался бы от чего-то вообще без члена.

–Женщины частенько так говорят! – хохочет Эндрю над собственной шуткой, занимая с другом свои места. – А если серьёзно, на дисплее при демонстрации этих предметов никогда не показывают достаточно сисек. Покажите мне грудь, и я покажу вам деньги.

– Тебе надо припасти эти деньги для лота-сюрприза в конце торгов. Ходят слухи, что это настоящий шедевр, нечто уникальное и невероятное.

– Шедевр-медевр. Искусство – это просто деньги. Сколько он стоит?

– Дешевле, чем будет стоить через год, после того как люди его увидят.

– Ну, это даже лучше, чем сиськи, – сказал Эндрю.

Я должна сдержаться, чтобы не врезать ему. Парни вроде него ценят искусство лишь как инвестицию. Держу пари, он появляется на этих мероприятиях только для того, чтобы перебить ставки всех своих друзей, а после складирует картины где-то в подвале, пока его бухгалтер не говорит ему продать их. Это преступление.

– Добро пожаловать в «Кэррингерс», – аукционист представляется и продолжает: – Это Аукционный дом с легендарной историей, и сегодня мы добавим к этому великому наследию наши последние работы.

На сцену выкатывают небольшую картину, а ее увеличенная версия демонстрируется на экране над сценой, чтобы каждый мог разглядеть поближе.

– Антонис ван Дейк, ²¹ «Портрет юной девы». Начнём со ставки в сто тысяч долларов?

Я стою в конце аукционного зала, прижав к бедру пустой поднос, но даже отсюда чувствую огромный всплеск энергии в помещении. Люди шепчутся между собой и тянутся вперёд со своих мест. Таблички взмывают вверх. Напряжение усиливается.

– Сто тысяч. Есть сто пятьдесят? – другая табличка. – Двести? – краткое затишье, а затем ещё одна круглая белая табличка с логотипом «Кэррингерс» и ярко-красным номерком взмывает в воздух как ракета. Это так волнительно!

– Двести тысяч. Есть ли двести пятьдесят?

Это продолжается до тех пор, пока ставка не достигает восьмисот тысяч долларов. Я даже не могу представить, что могла бы сделать с такой суммой денег.

– Восемьсот тысяч, раз... два... продано! Номеру двести семнадцать.

Полотно выкатывают, а на сцену доставляют другой холст. Драматическим жестом с него снимают покрывало. На этот раз я смотрю на зал, а не на арт-сцену. Кажется, будто там разворачивается целое шоу, в котором каждый борется за своё. Люди, проигнорировавшие последний тур, неожиданно воспряли – можно сказать, каждый здесь для чего-то конкретного. Ставки всё растут и растут, таблички взлетают в воздух, пока последняя ставка не останавливается на полумиллионе. Дальше всё продолжается в таком же духе: за некоторые лоты разгораются целые войны со ставками, а другие уходят к покупателю, не вызвав конкуренции.

Голос аукциониста контролирует зал:

– Есть ли ставка один миллион?

Один миллион!

Я полностью погрузилась в происходящее. Это удивительно. У разных участников торгов, несомненно, и тактики тоже разные. Некоторые пережидают, пока другие участники исчерпают свои возможности и подключаются к торгу в последнюю минуту. Другие сражаются изо всех сил, каждый раз повышая ставку лишь на десять тысяч и всё время переглядываясь с конкурентами.

– Один миллион сто тысяч? Есть желающие?