Искусство рассуждать о книгах, которых вы не читали

Она посвящена Прусту, чего все-таки трудно полностью избежать, если пишешь статью его памяти. Валери подверстывает Пруста к прочим писателям-романистам, о деятельности которых он говорил до того («Прусту удалось необыкновенно удачно использовать эти столь простые и свободные правила»), но все же указывает на его особость, опираясь при этом на вполне прустовскую мысль об изобилии связей, которые самый простой образ с такой легкостью вызывает в воображении автора. Это упоминание о прустовской манере играть на множественности связей, в которые вовлечен любой образ, — двойная удача Валери. Во-первых, чтобы заметить эту черту, не обязательно читать Пруста, достаточно открыть роман на любой странице. Во-вторых, эта мысль выигрышна стратегически, потому что она оправдывает отрывочное знакомство с романом, а значит — и непрочтение его.

Валери очень ловко объясняет, как ценность романа Пруста связана с его удивительной способностью читаться с любой страницы:

«Каждый фрагмент произведения интересен сам по себе. Можно открыть книгу на любой странице: ее „жизненность“ не зависит ни от того, что было сказано ранее, ни от „достигнутой иллюзии“; на нее влияет лишь то, что можно назвать собственно внутренним функционированием самой ткани текста».

Гениальность Валери в том, что он дает теоретическое обоснование своей читательской практике, показывая, что она-де подходит самому автору, которого он решил не читать, и не-чтение — как раз и есть лучший комплимент, какой ему только можно сделать. В заключение статьи Валери выражает свое почтение «трудным авторам», которых «еще немного, и мы перестанем понимать», и в этом звучит едва завуалированный намек на то, что теперь, выполнив свой долг критика, он, как и до написания статьи, совершенно не собирается читать Пруста.

• • •

В статье памяти Пруста Валери уже продемонстрировал свой подход к чтению, а в тексте, посвященном другому его именитому современнику, Анатолю Франсу, он предстает во всеоружии — как критик, который решительно готов обойтись и без автора, и без его произведений.

Валери стал членом Французской академии в 1927 году, заняв место Анатоля Франса, поэтому в силу обстоятельств ему полагалось почтить память Франса хвалебной речью. И Валери старательно исполняет свой долг, о чем не забывает упомянуть в начале речи:

«У мертвых нет другой поддержки к существованию, кроме живых. Наши воспоминания для них — единственный путь к свету. Они столькому нас научили, они, кажется, ушли из жизни, чтобы дать нам место, они оставили нам все возможности — и будет справедливо и достойно, если они станут желанными и уважаемыми гостями в нашей памяти, если они почерпнут немного жизни из наших речей».

Если допустить, что Анатоль Франс стремился остаться в памяти или в тексте, ему следовало бы выбрать кого-то другого, а не Поля Валери, который умудрился в своем выступлении так и не сказать о нем ничего хорошего. По сути, его речь — это нескончаемая череда коварных двусмысленностей в адрес предшественника, поскольку Валери многократно использует прием неоднозначного комплимента:

«Публика была бесконечно признательна моему знаменитому предшественнику за то, что его книги стали для нее своего рода оазисом. Они приятно удивляли освежающим контрастом между умеренностью его писательской манеры и теми взрывными литературными темпераментами и мудреными текстами, которые царили вокруг. Как будто на землю снова вернулись легкость, ясность и простота. Эти богини нравились большинству. Читатели сразу полюбили его язык, которым можно было наслаждаться, не слишком задумываясь, который притягивал своей естественностью, и благодаря его ясности иногда вполне отчетливо проступал подтекст; но он не был таинственным, напротив, всегда четко читаемый — а может, и всегда обнадеживающий. В его книгах чувствуется умение с необычной легкостью коснуться самых серьезных идей и проблем. В них ничто не задерживает взгляд, они обладают чудесным свойством — читатель не сталкивается в них ни с какими препонами».

Трудно представить, как можно вместить в несколько строк такое количество обидных намеков: к творчеству Франса применяются здесь такие эпитеты, как «приятное», «освежающее», «умеренность», «простота», «ничто не задерживает взгляд» — в литературной критике такие оценки нечасто используются как комплименты. И вдобавок, что ужаснее всего, творчество Франса «нравится большинству». Им можно наслаждаться, не задумываясь, потому что идей оно лишь «касается», — этот штрих Валери поясняет дальше:

«Что может быть ценнее, чем эта дивная иллюзия простоты: благодаря ей нам кажется, что мы узнаем новое без особых затрат, получаем удовольствие, не расплачиваясь за него, понимаем, не сильно задумываясь, и смотрим спектакль, не платя за билет.

Благословенны те писатели, что освобождают нас от груза мысли и легкими пальцами ткут всем сложным вещам необычный светящийся наряд».