Накануне вечером в ресторане двое оркестрантов бросали на меня любопытные взгляды. Возвращаясь после ужина в номер, я заметила еще пару музыкантов, которые беседовали с двумя незнакомыми джентльменами. Я догадалась, что это полицейские в штатском, потому что у одного из них были глаза человека, повидавшего много зла и, соответственно, видевшего зло в каждом смертном, а у другого из брючного кармана выглядывал кончик карандаша – очевидно, чтобы делать записи.
Желая отвлечься от мысли о неизбежном, я стала просматривать утреннюю газету и сразу наткнулась на свое имя, пестревшее на страницах наподобие заразной сыпи. Там же излагались сногсшибательные подробности кампании, которая получила название «Большая воскресная охота». Среди прочего сообщалось о том, что Артур Конан Дойл отдал мою перчатку некоему медиуму в надежде, что тонкий мир укажет мое местонахождение.
Рассердившись на Конана Дойла – зачем он раздает мои перчатки направо и налево и откуда они вообще у него? – я хотела перевернуть страницу, но тут мне попалось на глаза знакомое имя: Уна Кроу. Так звали девушку, которая была вместе с Дэвисоном в тот день, когда я встретила их в Лондоне. В газете говорилось, что мисс Кроу, которой было всего двадцать лет, исчезла и что дома, в Челси, ее не видели с субботы. Как сообщили ее родные, Уна Кроу была подвержена меланхолии, вызванной смертью отца, и они боялись за нее. У меня самой после смерти матери бывали моменты, когда хотелось навсегда уйти во тьму. Если бы не Розалинда и, в некоторой степени, Питер, то, как знать, возможно, я поддалась бы искушению. Неужели бедная мисс Кроу сделала это? Я вырезала заметку и вложила ее в одну из моих записных книжек.
Слава богу, больше обо мне в газете ничего не писали. Я прочла сообщение о том, что полиция заинтересовалась клубом «Кит-Кэт»[12]
, о нахождении ценного манускрипта XIV века, украденного некогда во Франции, о неминуемой смерти японского императора от тяжелой болезни и о том, как полицейские гонялись по крышам лондонских домов за похитителями кошек. Наконец на одной из страниц я увидела крупный заголовок:Вчера в одном из домов на Калверли-лейн в Лидсе обнаружены тела доктора Патрика Кёрса, врача общей практики из Рикмансворта, и его жены Флоры. Хотя обстоятельства их гибели до конца не выяснены, есть основания полагать, что Флора Кёрс умерла в субботу, а доктор Кёрс, узнав об этом, совершил самоубийство.
Агенты сыскной полиции высказывают предположение, что доктор приехал в дом на Калверли-лейн вчера и нашел тело своей жены в постели. Однако оба трупа находились в гостиной, так что, по-видимому, доктор перенес тело супруги туда, а затем покончил с собой в приступе отчаяния. Согласно некоторым данным, в момент смерти Флоры Кёрс с ней находилась женщина лет тридцати пяти, друг семьи. Управление полиции Лидса обращается к ней с просьбой связаться с его сотрудниками.
В первый раз я прочла заметку с какой-то тупой отстраненностью, как будто это не имело ко мне никакого отношения. Кёрс умер, и весь этот кошмар был позади. Флора не поехала на юг, как сказала мне, а просто вернулась в свой дом. Я тоже собиралась встретиться с Кёрсом в ее доме в Лидсе, куда он должен был приехать для опознания тела. Там я попыталась бы подсунуть яд – по возможности, такой, который оставляет мало следов. Флора освободила меня от выполнения этой чудовищной миссии. Она спасла меня. Я не смогла бы оставаться хорошей матерью и жить нормально, сознавая, что я лишила жизни другого человека – пусть даже такого подонка, как Кёрс. По идее, я должна была бы безумно радоваться его смерти и кричать об этом на весь свет, распахнув окно, я же вместо этого ощущала только усталость и моральное опустошение.