Все мои контакты с Китаем в те времена, когда я находилась на посту премьер-министра, а также после моего ухода в отставку в большей или меньшей степени связаны с Гонконгом. Подписывая Совместное соглашение по условиям возвращения Гонконга Китаю, я чувствовала себя (как продолжаю чувствовать и сейчас) обязанной сделать для бывшей колонии все, что от меня зависит.
Мой оптимизм имел под собой основания. Для китайцев бывшие премьер-министры и экс-президенты значат намного больше, чем для западных стран. В какой-то мере это объясняется тем, что они, глядя на собственную систему, видят источник реальной власти в тех, кто находится за кулисами, а не в действующих политиках, занимающих высокие должности. К тому же здесь сказывается и врожденное уважение к житейской мудрости, которая, как предполагается, приходит с возрастом. У китайцев нет причин питать ко мне какие-то особые симпатии: им прекрасно известно, что я думаю о коммунизме и его методах, особенно после моего визита в 1991 году; они четко сознают, что жесткость моей позиции на переговорах была обусловлена стремлением сохранить, насколько возможно, капиталистическую систему в Гонконге. Вместе с тем им нравится иметь дело с людьми, которые держат свое слово и достаточно сильны, чтобы выполнить данные ими обещания.
Я знала, что моим преемникам досталась нелегкая задача. Джон Мейджор и Крис Паттен, который стал губернатором Гонконга в 1992 году, должны были сделать все, чтобы за время, оставшееся до передачи территории (т. е. до 1 июля 1997 г.), максимально укрепить экономическую и политическую свободу. Причем делать это предстояло в строгом соответствии с положениями Совместного соглашения, не слишком раздражая китайцев, которые вполне могли при желании уничтожить Гонконг в любой момент.
То, как губернатор Паттен подошел к исполнению своих обязанностей, вызвало немало дискуссий. Некоторые критические выступления были обоснованными; большинство же – безосновательными. Демократические реформы Законодательного совета Гонконга, которые осуществил г-н Паттен, были предельно ограниченными, однако они проводились в полном соответствии с Совместным соглашением и Основным законом (который определял конституционную организацию Гонконга). Хотя сам Гонконг, несомненно, хотел бы получить больше, даже эти реформы оказались не по зубам Пекину, и их впоследствии пришлось отменить.
Я оказывала г-ну Паттену всевозможную поддержку и не жалею об этом. Китайцы вполне могли бы принять предложенные им изменения без ущерба для своих жизненных интересов.
Ко времени моего визита в Китай в марте 1995 года отношения между китайским правительством и губернатором резко ухудшились. До передачи Гонконга оставалось всего два года, а целый ряд важнейших проблем, связанных с его будущим, еще ждали своего решения. Министерство иностранных дел и г-н Паттен попросили меня попытаться сдвинуть дело с мертвой точки. Главными вопросами, которые предстояло решить, были создание Суда высшей инстанции и финансирование нового аэропорта. Помимо прочего, китайцы, как мне сказали, подозревали Великобританию в намерении вывести финансовые резервы перед передачей Гонконга Китаю. Я вряд ли приняла бы последнее всерьез, если бы не вспомнила наш разговор с Ден Сяо Пином в 1982 году. Ден точно так же не понимал до конца, в чем основа богатства Гонконга. Он полагал, что я в любой момент могу прекратить утечку денежных средств из Гонконга, просто сделав соответствующее распоряжение[157]
. (Позже мне стало ясно, что разграбление резервов – именно то, что сделали бы сами китайцы, будь они на нашем месте.)Когда я оказалась в Пекине, меня чрезвычайно поразили перемены, произошедшие со времени моего прошлого визита. Картина в целом была более жизнерадостной, люди одеты ярче и респектабельнее, пробки на улицах очень напоминали лондонские, куда бы я ни бросила взгляд, везде шло строительство.