Испанский сон

Ее схватили в двух шагах от родного дома, когда она меньше всего могла этого ожидать (я не была наготове, мелькнула мысль; вот оно каково нарушать Завет), крепко схватили сразу сбоку и со спины, зажали ей рот так, что она не могла издать ни малейшего звука, и в полной, бесчувственной тишине стали срывать с нее платье. Множество суетливых, грязных, потных рук забегали по ее телу, достигли Царевны. Едва не лишив ее сознания, смрадно выдохнул зверь. И, как только ее повалили на землю, она сделала единственное, что еще оставалось возможным — поджала к животу на секунду освобожденные ноги и, собравши все силы, резко ударила пятками в мутное, нависавшее сверху чудовище. Это ее спасло. То ли кто-то (может быть, и она) издал краткий крик, то ли борьба перестала быть слишком тихой — собачье разноголосье мигом заполнило стоячий воздух задворок. Уже и не слышен был звук открываемой двери; стоило в замешательстве одному из парней приослабить хватку, которой была сжата ее голова, как она моментально вцепилась зубами в его вонючую руку. Ее сильно ударили по голове. Она услышала голоса соседей; сквозь редкий плетень она видела, как их пес Полкан скачками мчится по огороду, а за ним — Отец с колом наперевес. И — убегающие, тающие во тьме фигуры. И потеряла сознание.

…Она лежала дома с сотрясением мозга и, видя, как над ней хлопочет Отец, в первые дни чувствовала себя несчастной, потому что Он запретил ей вставать, и все ее дела по дому легли на Него, в то время как одна она была виновата в случившемся. Утешением был разве что слух, полезный для Царства слух, облетевший село и свидетельствующий, что тихоня-Мариша таким же, как все, миром мазана. «Девица-то стать набрала, — говорили люди, — уж конешно! тихоня, как же! задом, небось, в клубе вертела, как вся она молодежь… а парни-то, опять же, выпимши… молодые, горячие…»

Приезжал участковый Семенов — мрачновато, испытующе: «Говорят…» — «Я не хочу, — сказала она, — не нужно этого позорища». Он вопросительно посмотрел на Отца. Отец пожал плечами: «Она права… в конце концов, кому от этого польза? Ничего ж не случилось… слава Богу… а ребятам хороший урок». Участковый повеселел: «Вот и я думаю. Знаю я их, этаких огольцов! Поговорю по-мужски… а в зону зачем же… чтоб вернулись вовсе бандитами?..»

Ее проведывали одноклассницы; как очень давно, она опять на сколько-то дней стала величиной в школе. Она поправилась скоро, но в школу еще не шла, используя дни для ленивого удовольствия. Отец допустил ее до любви, но не очень горячей, и до домашней работы — лишь носить тяжести пока что не разрешал. Чудесные дни! Теперь она была почти благодарна этим типам. Нет худа без добра; они дали ей эти дни, помогли укрепить верность Завету. У нее была очень здоровая психика; она быстро забыла страшную тишину, их руки, свою боль и свой стыд.

Но они не забыли. Вольно или невольно ошибался участковый Семенов; они уже были бандиты, и такого они простить не могли. И все в эти же дни, посредине сладкого часа, ей вдруг показалось, что где-то вдали застрекотал мотоцикл.

На секунду мелькнуло воспоминание о вечерней дороге… ах, как сладко, Отец… и тут же отогнано: мало ли мотоциклов… и только дурак полезет опять… и есть же Полкан… Она счастливо улыбнулась и отдалась любовному чувству, не замечая, как внимательный глаз возник в небрежном, упущенном ею просвете меж двух занавесок, расширился от изумления и цепко схватился за сцену запретной любви.

Наутро Полкан куда-то исчез — сорвался, видно, за сучкой; разорванный старый ошейник валялся, прикрепленный к цепи. Полкан и раньше уже убегал; ей и в голову не могло прийти что-то плохое. Но Отца посетила какая-то необычная мысль. Вечером Он был задумчив и предложил обойтись без ласк.

— Что за новости? — спросила она недовольно.

— Сам не знаю, милая. Какое-то гнетущее чувство. Хочу разобраться в Себе… Помоги, если хочешь.

Она пристально посмотрела Ему в глаза.

— Это из-за собаки.

— Да; чувствую, ты права. Нам нельзя без собаки.

— Но так уже было. Полкан убегал — Ты не помнишь? Один раз вернулся наутро, а в другой раз его не было целых три дня…

— Он не срывался с ошейника.

— Ошейник давно на ладан дышит.

— И перед этим в наш дом не приходил участковый.

— Батюшка!.. — Она разулыбалась. — Какой же Ты мнительный, подозрительный… все на заметку берешь… Ну, хочешь, я выйду, обсмотрю все вокруг? Эй, люди, — крикнула она, дурачась, на стороны, — ну-ка все прочь от нашего домика! Ну-ка все прочь от нашего Царства!

— Перестань, — хмуро сказал Отец, — не смешно.

Она села на пол перед стулом, на котором Он сидел.

— Ну, хватит, — сказала она решительно, раздвинула Его ноги и расстегнула штаны. Он сделал слабый защитный жест — слишком слабый, чтобы справиться с ее кипучей энергией. Она увенчала губами Царя, вдохнула любимый запах, вобрала Его глубоко. Сейчас вот вызову змея, мелькнула озорная, азартная мысль. Будешь знать, как лишать свою бесценную доченьку сладкого часа…