Испанский сон

Первым движением было встать, освободиться от мокрого платья, быстрее наверх, в дом, умыться, согреться и думать дальше. Она подавила это движение. Завет приказывал ждать. Было нельзя выходить из подвала. Вдруг схитрили — вернутся. Вдруг передумают — вернутся. Было нельзя раздеваться. Если вернутся, обнаженное тело их возбудит. Вонючее мокрое платье — наверно, наоборот.

Первая волна опасности миновала. Сколько их было впереди… Все равно ждать; можно было позволить себе подумать о жизни.

Что делать?

И что же произошло?

Чтобы понять, что делать, рассудила она, нужно вначале понять, что произошло.

Она нарушила Завет уже тем, что стала самонадеянной и неосторожной. И в результате — Завет был нарушен много раз подряд.

Она не думала усердно и глубоко; бессмысленно истратила запас уверток — получи дискотеку.

Раз уж так, должна была ждать до конца, не уходить с дискотеки раньше времени. Не пожелала смешаться с толпой, отделилась — получи мотоцикл на дороге.

Не таилась задворками, не шла, как положено, наготове — получи!

Не таилась в собственном доме, проглядела просвет в занавесках — получи…

И опять не подумала глубоко. Как же — мелочь, собачий ошейник… Выходило, что кругом виновата она. Она глупо, последовательно, непростительно предала Царство.

Она согрешила.

Да, Он простил ее. Но сама она себя не простит.

Единственный шанс искупить грехи — воссоздать Царство таким, каким Оно было. Искупить не полностью — все равно она останется виноватой в предстоящей разлуке, в ужасе этих дней… Этого не избыть; но Царство должно быть воссоздано. Таково ее желание и, что гораздо важнее, таков ее долг.

Вот какая у нее теперь цель — Цель! — а Завет будет для того верным, испытанным средством. Так решила она, сидя в темном погребе, откуда нельзя было выйти, в обоссанном платье, которого нельзя было снять.

Придется учиться по-новому владеть собой. Запретить себе страдать по Царю, так как иначе она просто сойдет с ума и не сможет выполнить Цель. Не жалеть себя, так как она виновата во всем и недостойна жалости. И быть вдвойне умней и хитрей, потому что люди узнали о Царстве и будут теперь по-другому к ней относиться.

Ей вдруг нестерпимо захотелось наверх. Сладкий час, вот оно что; сладкий час не состоялся; тело начало ныть, желать Его ласк; Царевна жаждала ласки; грудь жаждала ласки; кожа жаждала ласки, а не мокрого холода вонючей чужой мочи.

Она тихонько заплакала и коснулась Царевны рукой.

Хватит ли сил, спросила себя она. Сколько препятствий.

И самое страшное — это

. Ждущая ласки Царевна… Если сейчас поддаться искушению, она согрешит вновь. Еще раз предаст Царя, едва успев с Ним расстаться. Как же тогда — Цель?

Нет. Змей, не иначе, вселился в слабую руку. Прочь, сатана.

Когда же наверх?

Она загадала: сидит еще час. Примерно час; но не меньше. Затем поднимается. Таясь, как положено по Завету. Она осмотрит двор. Затем осмотрит дом. Войдет и приведет себя в порядок. Что-нибудь съест, чтобы были силы. Затем ляжет спать. Спать будет в койке за занавеской. А если приедут эти?.. У нее не останется сил сопротивляться. Тогда — пусть делают что хотят. Не убьют же, в конце концов. Ну, изобьют. Ну, трахнут. Уже все равно… Лишь бы подняться наутро. Что делать утром, решит сейчас.

Нужно, наверно, ехать в уезд. Нужно пересчитать деньги, нужно пойти к адвокату. Она ничего не смыслит в законах. «Растление несовершеннолетних». Почему во множественном числе? Она одна такая. Что такое растление вообще?

Сверху послышался треск приближающегося мотоцикла. Она инстинктивно сжалась в мокрый, дрожащий комок. Неужели еще раз?.. Треск замолчал. Мысли остановились. Никто не приходил.

Это же вовсе другой мотоцикл, догадалась она. Мотоцикл соседа напротив… Она и забыла. Как хорошо… Только бы не вернулись эти подонки. Нет, она так не должна. Не питай ни к кому ни гнева, ни жалости… Месть, честь… это не для нее. Лесть, слабо улыбнулась она сквозь слезы, это да. Если завтра встретит кого-нибудь из этих парней, должна виновато опустить глаза и сказать с идиотским починковским выговором: «Ну ты, это… извини, что так вышло… Это… спасибо хоть, не тронули… Дура была, ну че ты, это… зла не держи, лады?» — и ковырять при этом в носу, чтоб ему поменьше хотелось принять какое-нибудь еще извинение.