Испанский сон

В самом деле, ждать пришлось недолго. Человек в форме вернулся в машину один. Машина тронулась. Она видела, как старичок с ружьем, теперь уже висящим на шее, неспешно раскрыл ворота перед машиной и закрыл за ней. Она запрыгала на своем месте возле ограды и завопила от радости. Проходившая мимо пожилая пара покосилась на нее, а потом на больничные корпуса; обменявшись выразительными взглядами, пара ускорилась насколько могла, но она их не заметила вовсе. Мысль о том, что Отца отвезут в сумасшедший дом, а она, Марина, будет стоять невдалеке и прыгать и вопить от радости из-за этого — такая мысль полгода назад могла бы ее разве что рассмешить; того, кто сказал бы ей такое, вот его-то она бы точно сочла сумасшедшим. Но теперь это факт. Корней добился своего. Она добилась своего; добьется и полной Его свободы, сделает так, чтобы все было по-прежнему, только лучше.

Ей не хотелось уходить. Милая психбольница, думала она так же нежно, как некогда о сизо; она ласкала взглядом грязные, обшарпанные стены. Она могла бы прямо сейчас подойти к проходной и попроситься… назвать старичку свою фамилию, объяснить, что привезли нового больного… «больной» — как это прекрасно звучит, насколько лучше, чем «обвиняемый»… она хотела бы повидать его… наверно, уже Его… А старичок заворчит: нужно вовремя приходить, существует порядок посещений… А она скажет: конечно, дедушка, я знаю… я буду приходить только вовремя, но сейчас один только раз, всего разок, ну пожалуйста… Надо познакомиться со старичком. Ей со всеми нужно здесь познакомиться. Нужно купить старичку папирос в подарок. Нужно…

Нет, оборвала она себя, уловив в себе признаки такой же истерики, какие были у нее в первые дни без Отца. Нужно придти в себя, вот что нужно. А с кем и как здесь знакомиться — это еще вопрос. Кому нести какие подарки. Если она начнет к кому-то подлизываться, то потом, когда она устроится сюда на работу — дочка больного Осташкова! — они поймут, зачемона устроилась; конечно, они и так увидят, что она дочка, но желание позаботиться об Отце вполне нормально и уважаемо; а вот если она перед этим будет подлизываться, то они сразу заподозрят неладное и сделаются опасны. Или не так? О, сколько теперь ей нужно обдумать. Но прежде — успокоиться. Немедленно придти в себя и тогда уже не спеша думать. Главное, что Он здесь… а уж теперь…

Она послала больнице воздушный поцелуй и пошла к остановке автобуса.

Не без труда открыв многочисленные незнакомые замки, она как следует изучила квартиру, в которой предстояло прожить неизвестно сколько. Она увидела что квартира хороша. Особенно ей понравилось наличие телефона. Она подняла трубку и послушала гудок. Это мой гудок, подумала она. Надо же… До сих пор, если ей случалось куда-то звонить, это были чужие, одолженные на пять минут телефоны, и гудки в них тоже были чужие.

В это время телефон неожиданно зазвонил. Она вздрогнула. Первым ее побуждением было, конечно, поднять трубку, но она успела спохватиться и не сделать этого. Скорее всего, звонил Корней — узнать, как Отец, как настроение, будет ли обед; ну так что ж, могла же она еще не вернуться домой или пойти за продуктами. Ей хотелось немного побыть одной, не делиться сливками своей радости ни с кем, даже с Корнеем; не будет обеда, решила она; придет так придет, а еще раз позвонит — поднимать трубку не буду. Если же звонил кто-то другой — например, хозяин квартиры, — то тем более поднимать трубку не следовало, так как она еще ничего не успела обдумать и не знала, как и с кем говорить.

Она отошла от телефона и полюбовалась им издали. Комната с телефоном показалась ей похожей на декорацию телесериала. Впрочем, эффект декорации был избыточным из-за большого количества вещей, не нашедших еще своего постоянного места. Она увидела, что и куда нужно поставить и положить, и сделала это. Она вынесла в мусорный контейнер кучу оставшегося упаковочного материала, затем посмотрела на результат своей работы и увидела, что это хорошо. Затем она взяла в руки хозяйственные принадлежности и ликвидировала экологические последствия минувшего уикенда — изрядное количество пыли и грязи, учиненное всеми распаковываниями и перестановками.

Покончив с уборкой, она прогулялась по улице и изучила расположение близлежащих магазинов. Она купила продукты, вернулась и, напевая веселые песенки, приготовила много еды. Потом, сверяясь с инструкцией, ввела в эксплуатационный режим стиральную машину. Пока машина стирала очередную порцию, она смотрела телевизор. Душа ее пела. Все было хорошо.

Вечером она была с Корнеем очень нежна и, без сомнения, полностью ликвидировала неблагоприятные психологические последствия минувшего хозяйственного уикенда.

* * *

Итак, Корней сделал свое дело; он продолжал быть полезным, но перестал быть необходимым. Настало время думать самой. Самой собирать информацию, учитывать много того, о чем она раньше не знала, и вдобавок вести себя так, чтобы Корней — как и те, в больнице — ничего не заметил раньше времени.