Испанский сон

Видишь, каково мне пришлось? Это и называется жизненный опыт. Училась я, правда, так себе — нужно же было деньги зарабатывать… Используя комсомольское прошлое, организовала кооператив. Впрочем, история моего бизнеса — это отдельная тема… Как ты понимаешь, ничего не вышло, иначе хрен бы я работала медсестрой…

* * *

— Старшей медсестрой, — мягко поправила Марина, акцентируя слово «старшей» и тем самым как бы морально поддерживая Ольгу, у которой к концу рассказа явно испортилось настроение.

— Старшей, — согласилась Ольга. — Сказать как?

— Обычным способом, да?

Они понимающе посмеялись.

— Чувствую, — сказала Ольга, с симпатией глядя на Марину, — не зря я с тобой поделилась. Мы одного поля ягоды… Будем подругами, нет — в любом случае, держись меня, не прогадаешь. У тебя есть проблемы?

— Как сказать, — пожала плечами Марина. — Больших вроде нет… а мелких полным-полно…

— Не люблю больших проблем, — поморщилась Ольга. — Да и лезть в них — последнее дело… А с мелкими я тебе помогу. Говорю, держись меня, и все будет в порядке.

— Договорились, — сказала Марина. — Ты пьешь?

— Обижаешь. С моим-то опытом…

— Тогда нужно отметить.

— Давай…

Работа, в соответствии с инструкцией, началась.

* * *

Отец-человек ушел, забылся; Отец-бог — то есть, единственный оставшийся и потому истинный Отец Вседержитель — возвышался над всем и властно командовал намерениями, событиями и путями.

Господин!.. Новое слово волновало ее, будоражило ее чувство и воображение, превращаясь из бессмысленного, выспреннего набора звуков в понятие, в очередную желанную цель. Оно выросло изнутри, как зуб мудрости. Царь, не возвращающийся вослед за уползающим змеем, но победно изгоняющий оного — так Он сказал. И ничего больше. Остальное — искать, распознать, увериться — ей предстояло самой.

Она занялась рассуждением. Если Царь должен изгнать змея, то змей, для начала, должен быть в наличии как таковой — иначе кого изгонять-то? Ей было жаль огромного множества окружавших ее бессильных мужчин; исцеляйтесь, думала она, оживляйте змеев своих, но прежде того я не могу иметь с вами дела. Однако наличие змея было лишь первым условием. Самым важным — собственно, определяющим — были отношения Царя со змеем. Независимо от того, кто их носитель — жеребец в соку, типа Корнея или медбрата Васи, или обремененный детьми и комплексами интеллигент, или просто какой-нибудь старый козел с дряхлым змеем на протезе-эректоре — независимо от всего этого, составлявшего ложную сущность, она смогла выделить не больше чем три различных модели естественного его поведения, не вдохновленного ни ею, ни иным внешним воздействием, всего три различных поведенческих типа:

змей придет и удалится сам по себе (представ зверем, нет ли; получивши свое, нет ли — неважно); и лишь пустота места, оставшегося после лукавого, позволит Царю водвориться;

змей придет, зверем получит свое — но не уползет, а останется; уж не важно, опять ли предстанет зверем, или удалится сам по себе с течением времени (внешние обстоятельства решат это); и Царь, опять-таки, водворится не более чем на свободное место;

и, наконец,

змей придет, зверем получит свое… и — в довольствии или нет — будет вытеснен Царем сильным, снизошедшим до слабостей тела и уступившим место Свое, но лишь на недолгое, определенное Им же Самим время.

Только третий сценарий и определял Господина; но теперь надлежало перейти от теории к жизни. Как найти, как не ошибиться? Где гарантия, что она не свяжется с очередным Корнеем, не изведет себя и его заодно, не потратит впустую массу своих и чужих сил, времени, денег? Она могла бы в известной степени рассчитывать на свою интуицию, но вернейшим казалось пройти некий исследовательский и даже практический курс в той среде, где это было легко и ни для кого не могло повлечь за собой особых последствий. Естественной и идеальной такой средой был постоянно окружавший ее, постоянно меняющийся, изнывающий от безделья контингент пациентов-мужчин.