В один прекрасный летний день, когда до намеченного отъезда оставалось не более недели, Свен прибежал в офис бледный, с большим опозданием (что было совершенно на него не похоже) — и, давясь от слез, попросил меня как можно скорее отвезти его в аэропорт. Дорога до Шереметьева и так-то недолга, но Свену и половины этого пути хватило на рассказ о случившемся. Оказалось, что Нильс, который держался молодцом до самого отъезда Свена в Москву, в итоге не пережил удара, запил, а самое страшное — пустился в случайные связи. Все это время Эрик просто не сообщал об этом Свену, тихо мучаясь и не желая доставлять своему жениху моральных проблем. По мере возможности он пытался отвратить беду от любимого и преданного; но усилия были тщетны — у одного из новых партнеров Нильса был выявлен СПИД, и Нильс спьяну выболтал об этом Эрику. Последний тотчас повлек Нильса в лабораторию, и роковую новость они узнали одновременно.
Это было за день до того, о каком я рассказываю, дорогая. Ночью Эрик глаз не сомкнул, а утром, с учетом небольшой разницы во времени, позвонил Свену в Москву и сказал, что в таких обстоятельствах их счастье невозможно. Поскольку это он, Эрик, предал свою любовь к Нильсу и тем обрек его на мучительную смерть, единственным достойным теперь решением было провести с Нильсом остаток его дней и вкусить с ним, с истинным возлюбленным, хотя бы краткого печального счастья. Услышав такое, Свен едва не рехнулся — все летело в тартарары; он немедленно перезвонил Нильсу и, заклиная его всеми святыми, молил не принять жертвы Эрика.