Адъютант выскочил за дверь. Его сиятельство встал за пультом, сложил руки на груди и какое-то время простоял так — капитан на мостике, покидающий судно последним. Затем он снял шлемофон. Он выбрался изнутри подковы. Он подошел к своему рабочему столу, ступил на тамошнее кресло — Марина бросилась поддержать это кресло, чтобы оно не отъехало на колесах — и своими руками снял со стены герб Российской Империи. Он спустился; Марина помогла ему поставить на пол тяжелый барельеф. Он улыбнулся ей.
— Ничего, — сказал он. — Мы еще…
— Конечно, ваше сиятельство, — сказала Марина и снова вытерла пот с его лица.
— Но что они тянутся? — проговорил князь. — Право, странно… так долго…
Он схватил телефонную трубку и нажал пару кнопок на столе. Потом еще пару кнопок. Он молчал и, держа трубку у уха, нажимал все новые кнопки, и лицо его становилось все более озабоченным.
Раскрылась дверь, и в кабинет зашел адъютант, с бледным лицом, блуждающим взглядом, трясущимися губами и руками.
— Что? — крикнул князь. — Говори!
— Беда, — пробормотал адъютант. — Они захватили его высочество.
— А-а! — закричал князь. — А-а!
Он схватился за голову, и Марина увидела в его глазах слезы. Он вскрикивал, стонал и раскачивался всем корпусом, как неизлечимо, смертельно уязвленный человек.
— Они предлагают переговоры, — сказал адъютант.
Князь перестал кричать и раскачиваться.
— Какие переговоры?
— Они согласны отдать его, если вы откроете департамент и сдадитесь в плен.
— Отдать его? — кому?
— Кому угодно, — сказал адъютант, — вплоть до того, что просто выпустить его на улицу. Вы можете сами это обговорить — они прислали парламентера; а не желаете говорить с парламентером, они согласны и на телефонный разговор.
— Запросите пятнадцать минут перемирия, — быстро сказал князь. — Мне нужно подумать.
— Есть.
Адъютант ушел. Князь осел в кресло и глубоко задумался. Марина старалась дышать потише, чтобы ничем не нарушить его покой.
Что-то будет, думала она тоже. Сбежать бы куда… если его сиятельство сейчас решит сдаваться — невозможный поступок в любых иных обстоятельствах — то и у нее, значит, защиты более нет. Хорошо, что Господа в Испании; вот бы самой туда, да и князя забрать… и царевича… Впрочем, улыбнулась она внутри себя, какой он без Ордена царевич — просто мальчишка… Уж видно, лучше бы его на улицу — туда, где ему было и так хорошо.
— Чужая голова полушка, — неожиданно произнес князь. — Своя шейка копейка…
Марина не осмелилась в такое время спрашивать его о смысле странных слов. Однако, поскольку он уже заговорил, она решила использовать шанс по-другому.
— Ваше сиятельство, — робко сказала она, — а ведь Ордену без вас не быть.
— Знаю, — отозвался он.
— Если вы сдадитесь — кто же водворит Игоря?
— Дура, — буркнул князь. — Не вышло у меня, выйдет у другого; а потерять царевича — значит потерять все. Это не вопрос; я сейчас думаю лишь о том, как бы обеспечить его дальнейшую безопасность.
— Думаете, его будут преследовать?
— Почему его взяли в заложники?
— Просто вызнали, что он дорог вам.
— А могут и вызнать,
— Что ж, ваше сиятельство, — заявила Марина, — в таком случае зря вы не выслушали моего сообщения! Сейчас докладывать просто времени нет. Так или иначе, если желаете, я готова провести царевича по ходам и забрать с собой в эмиграцию.
— Чего? — вымолвил князь.
— То, что слышали, ваше сиятельство, — с достоинством сказала Марина.
— Ты вправду можешь такое сделать?
— Надеюсь… У меня есть план.
— Какой?
— Говорю же, долго рассказывать; единственное — мне нужно добраться то того зала о шести дверях, о котором вы рассказывали… ну, с летучими мышами. И еще нужен направленный взрыв.
— Для какой-то из прочих дверей? Но разве ты знаешь, куда они выводят?
— Ваше сиятельство, — внушительно повторила Марина, —
Князь недоверчиво и измученно смотрел на нее.
Сейчас он согласится, подумала Марина.
— Ваше сиятельство, — сказала она, улыбнувшись, — не забывайте… ведь это я нашла Игоря! Почему бы вам, в таком случае, не доверить его мне?
Они продолжали смотреть друг на друга — он тяжело, исподлобья; она со светлой улыбкою. Она вспомнила, какое у него было лицо, когда она впервые известила его о царевиче. Несмотря на несколько легковесных фраз, которыми она предварила свое сообщение, он как-то сразу понял, что это не шутка. И — растерялся. Ни до, ни после она не видела его таким. Он смотрел на нее, как ребенок, которому показали невиданное. И ждал. Потом говорил тихо, рассуждал, радовался, удивлялся. И очень, очень долго готовился, чтоб предстать перед отроком; все спрашивал у нее, советовался с ней, был с ней едва не на равных. Ну, быстрее же соглашайся, подумала она.
Он медленно поднял трубку.
— Адъютант!
Вбежал адъютант.
— Хочу переговоры.
— С парламентером?