— По телефону. Соедини их со мной; да пусть царевич будет с ними рядом. Хочу убедиться, что он еще жив.
— Есть.
Князь вздохнул и опять посмотрел на Марину.
— Ты понимаешь,
— Да.
— Это тот самый случай, которого я боялся.
Она вопросительно посмотрела на него.
— Если детство попрет из тебя…
Она опять улыбнулась. Бесполезно было ему рассказывать, что без того, о чем он говорил, никогда бы ей не составить своего чудесного плана.
Зазвонил телефон.
— Да! — крикнул князь. — Дайте мальчику трубку.
Его лицо просветлело.
— Я знаю, дитя мое… прости, что называю тебя так… ты понимаешь почему… Прошу, не делай ничего; не препятствуй им; не пытайся освободиться.
Его лицо вновь сделалось суровым и мрачным, еще и мрачнее прежнего. Желваки заходили по его щекам.
— Я согласен на ваш ультиматум, — проворчал он. — Да… Нет… Этак нам не договориться, — сказал он презрительно, — что вперед, курица или яйцо? Предлагаю встречу в буферной зоне. Не смешите; какое посольство нас примет сейчас? Я сам оборудую зону… Конечно, на моей; как же я могу оборудовать зону на вашей территории? Да, да, проверите все подходы. Схемы? Да… передадим с парламентером. Это лишнее, — угрюмо усмехнулся он, — я дворянин. Как хотите… Согласны? Один час.
Он положил трубку.
— Все, Мария. Обратного хода нет; считай, завалило камнями. Вся надежда теперь на тебя. Подойди.
Она подошла к князю со странным предчувствием.
— Я еще отдам распоряжения относительно устройства буферной зоны… но если я всецело полагаюсь на одного человека, значит, я более не генерал. — С такими словами он сбросил с плеч свою мантию, расстегнул рубаху и снял с шеи тяжелую, вероятно золотую и очень старую цепь тончайшей работы, со множеством драгоценных камней и эмалевых вставок. — Теперь ты генерал Ордена, — сказал князь и надел цепь на Марину, которая тут же запрятала ее в глубь своих одежд, близ тонкой цепочки, несущей кулон с фотографией Господина.
— Поздравляю тебя в том смысле, что желаю здравствовать, — сказал князь, — но не с легкой душой…
— Понимаю, ваше сиятельство, — сказала Марина.
— Не могу даровать тебе титула, — сказал князь с тоскою в глазах. — Уж не думал, что генералом будет простой человек… Но такая привилегия лишь у монарха; не знаю, вправе ли это сделать даже его высочество, будучи не наследственным властелином.
— Но вы же можете обвенчаться со мной, ваше сиятельство, — подсказала Марина.
— Что? — вскинулся князь.
— Обвенчаться, — внятно повторила Марина. — Жениться. Тогда я сделаюсь княгинею, и вы избавитесь от моральных проблем.
— Разве Дева может быть чьей-то женой?
— А почему нет? — удивилась Марина. — Был, например, польский король… кажется, Станислав…
— Знаю, — отозвался его сиятельство. — Пожалуй, это… Однако, — спохватился он, — прежде я должен устроить зону для передачи царевича.
— А у вас есть знакомый священник, чтобы вызвать его прямо сюда? — спросила Марина.
— Есть; не мешай.
— Вы не забыли? — спросила Марина. — Я католичка.
— Ты липовая католичка; сказал — не мешай.
Князь поднимал трубки и отдавал распоряжения об инженерных вещах, в которых Марина ничегошеньки не понимала. Какое-то время спустя он умолк, вытер рукавом пот со лба, вздохнул и поднял еще одну трубку.
— Отец Сергий? Приди ко мне, отче.
— Пока отче туда-сюда, — сказала Марина, — можно мне сделать звонок?
Князь подвинул к ней телефон.
Торопясь, она набрала номер.
— Вероника? Да, все так и есть. Да, да, трагедия… Короче: не хочешь остаться без милых деток? Тогда забудь обо всем и дуй в аэропорт. Нет. Считай, что ты уволена… Некогда, Вероника. Не знаю; я сама найду тебя. Пока.
Она положила трубку.
Она вздохнула. Она как будто отрезала от себя кусочек. Очередной и не последний.
…Через сорок минут, с сокращением обрядов, предельно допускаемым канонами для особых мирских обстоятельств, она была по-православному крещена и обвенчана с князем Георгием. Марина Осташкова перестала существовать; была теперь — княгиня Мария Тверская.
А еще через небольшое время они двигались по подземным ходам к особому бункеру, намеченному для обмена. Процессию возглавлял князь, коротко известивший близких соратников о своем браке, но решивший до поры умолчать о передаче им генеральского поста. Вслед за ним шло не более десяти особо преданных князю людей, начиная с княгини Марии; двое в середине несли барельеф герба, а остальные несли кирпичи, кроме замыкающего, который нес ведро с цементным раствором. Идти было несложно; это были известные, хорошо обустроенные ходы. Барельеф спрятали по пути — засунули в неприметную нишу, заложили кирпичом и раствором, а снаружи налепили земли и искусно замаскировали специально принесенным издалека большущим куском паутины.