Испорченный

Мы оба смеемся до слез, которые появляются в уголках глаз. До тех пор, пока хихиканье не уменьшается и не переходит в мягкое мурлыканье и прикосновения. И мы опять придвигаемся грудь к груди, кожа к коже, и я поглощаю ее рот, полностью забыв про мороженое. Элли обхватывает меня ногами, и я поднимаю тело выше к ее лицу, чтобы поцеловать глубже.

— Я никогда не смогу привыкнуть к этому, да? — замечает она, пока я нежно посасываю ее кожу под подбородком.

— А ты хочешь? — спрашиваю я, прежде двинуться вниз по шее, направляясь к пространству между ее грудей.

— Нет. Я хочу это возбуждение, эту новизну и веселье... я хочу, чтобы это всегда было таким.

Может это?

Вопрос крутится у меня на языке, но я глушу его, лаская сморщенные соски Элли, заставляя ее простонать мое имя. Всем вопросам и последствиям придется подождать. Нет ни одного дела, которое бы требовало моего внимания, когда она находится в моих объятиях. И я даже не могу предположить, как долго это может длиться.

— Эй, — говорит она, скользя пальцами по моему загривку и захватывая волосы. — Ты пытаешься отвлечь меня от поставленной задачи.

Мои руки медленно дрейфуют вниз по ее животу, пока не останавливаются у набухшего влагалища.

— Я думал, что это было поставленной задачей.

— Оооо, это хорошая мысль.

Я нежно дотрагиваюсь до ее клитора, зная, что он у нее может побаливать и быть очень чувствительным, и передвигаюсь намного ниже, чтобы ее бедра оказались на моих плечах. Когда я заменяю пальцы своим языком, у Элли вырывается какой-то искаженный звук, напоминающий рычание.

— Что, малышка? — спрашиваю я, прижимая клитор своими губами. Я беру его зубами и чуть-чуть придавливаю. — Я не расслышал тебя.

— Пошел ты, — шепчет она сквозь стон.

Я сильнее сосу ее плоть, слегка ударяя по клитору языком, чтобы облегчить боль.

— Ох, какие непристойные слова вылетают из такого ротика, Эллисон. Может быть, я должен заполнить его чем-то, чтобы ты не могла мне говорить такие пикантные вещи.

Она задыхается, я вставляю палец в нее и продолжаю лизать клитор.

— Не смей останавливаться. Если ты не хочешь, чтобы твоя голова стала надолго помятой от моих бедер, сжимающих ее, как орех.

— Я думал, ты хотела поговорить, детка? — я вставляю еще один палец и жестко и быстро трахаю ими всего несколько секунд, прежде чем вытащить. — Мне не следует этого делать. Нам надо поговорить.

— Если ты остановишься, что ты и сделал, Джастис Дрейк, да поможет мне бог, я привяжу тебя к этой кровати и пошлю все несчастья на твою задницу!

Я смеюсь, позволяя передаваться вибрациям воздуха от моего рта и щекотать ее чувствительную плоть. Я усиливаю ощущения, вставив указательный палец и медленно и лениво кружа языком вокруг клитора.

— Ладно, — соглашаюсь я, целуя ее мягкие складки. — Ты говори, а я буду лизать.

— Ты действительно считаешь, что я буду в состоянии сформировать реальные слова? Предложения? Мысли?

— Ты хочешь, чтобы я трахнул тебя пальцем и при этом сосал твой клитор, пока ты не кончишь мне в рот, до такой степени, что ты отключишься?

Ее глаза округляются от восторга.

— Да, пожалуйста.

— Тогда поговори со мной, детка.

Я пожираю ее киску, смакуя ее сладко-соленый вкус так, словно это моя последняя трапеза перед красивой смертью. Я так изголодался по ней, у меня такое ощущение, словно я не ел несколько недель и Элли единственная, кем я могу насытиться. Ее колени дрожат у моих ушей, и я передвигаю пальцы, сжимая ее бедра, открывая их шире. Затем, со сводящим с ума ритмом, я одновременно сосу ее клитор и трахаю своим языком. Я хочу попробовать на вкус каждую частичку Элли. И когда она кончит, ни капли ее соков не упадет на простыни.

— Говори, — командую я, когда она слишком поглощена удовольствием и не в состоянии произнести ни одного связанного слова.

— Господи! Ох, ты... о, господи.

— Это лестно, но называй меня Джастис, — я продолжаю сосать, лизать, вставлять.

— Джастис, — на выдохе произносит она, и мое имя звучит как мягкий бриз. — Джастис. Сукин ты сын. Как ты посмел... как ты посмел сделать это со мной.

— Сделать что, малышка? — опять сосу, лижу, вставляю.

— Это. Все... это. Теперь я знаю... я знаю, что пропала. И я не могу... не могу теперь без этого. И я никогда не смогу вернуться назад.

Мой ритм ослабевает, и я стону в ее дрожащую плоть, пытаясь похоронить себя в ней. Что она имеет в виду? Никогда не сможет вернуться? Она хочет остаться со мной и уйти от Эвана? Таков ее выбор?

Но в основном, черт... выбор ли это для меня?

Я знаю, что я безумно хочу ее тело, даже больше, чем мой следующий вздох. И я знаю, что одержим ей, наслаждаюсь теплом ее улыбок и хочу, чтобы она была на мне словно вторая кожа, которая навсегда изменила меня. Но что представляет собой навсегда? Смогу ли я проводить каждую ночь, считая ее веснушки, как я когда-то считал звезды? Смогу ли я заменить мой восход, наблюдением на ней, спящей рядом со мной, с огненными волосами, дикими, спутанными и прикрывающими лицо? Смогу ли я купаться в ее огромных бирюзовых глазах и погружаться в ее смех каждую ночь?