Исповедь бывшего журналиста. Тайны российской журналистики от перестройки до наших дней

Однако, все эти деления достаточно условны. В большинстве качественных серьезных газет у журналистов есть четкая специализация. В таких изданиях есть отделы политики, международной жизни, республик бывшего СССР, искусства, общества.

За каждым журналистом закреплена какая-то тема, например парламент, театр или Чечня. Журналисты пишут по своей теме, как новостные, так и аналитические материалы, проводят расследования, берут интервью. Те же журналисты, которые занимаются конкретным регионом, обязательно выезжают туда и пишут репортажи.

Исходя из выше сказанного, можно ли считать журналистику единой профессией?

Очень сильно сомневаюсь. Так, что может быть общего между журналистом, специализирующимся на классической музыке и репортером, работающим в Чечне?

Впрочем, корреспонденты, работающие в бульварных изданиях, действительно похожи вне зависимости от специализации – ведь в этих изданиях о балете и Чечне пишут примерно одинаково.

Также неправомерно говорить и о том, является ли журналистика интеллектуальной профессией. Это, приблизительно, как инженеры, среди которых есть и рутинные специалисты на заводе, и настоящие «кулибины».

Для того, чтобы писать короткие новостные тексты или работать в информационном агентстве, вряд ли, нужно обладать особенно мощным интеллектом. Другое дело, если ты пишешь аналитические статьи или эссе про искусство.

Справедливости ради, добавлю, что и среди журналистов-аналитиков немало людей откровенно неглубоких. Так, лично знал журналисток, работающих приблизительно в таком стиле.

В каком-то городе произошли столкновения между боевиками и правительственными войсками. Одна дама говорит другой: ну-ка, посмотри в этом городе есть какой-нибудь завод.

– Есть, алюминиевый! Просто отлично, давай напишем, что это они бизнес по продаже металла делят.

Это, конечно, крайность, но в целом среди аналитиков очень много (если не большинство) людей, пишущих скучные очевидные банальности.

Отдельно нужно сказать о репортерах. Есть мнение, что ум хорошему репортеру совершенно не нужен, и даже противопоказан. Ведь репортер – это наблюдатель. Он ничего не анализирует, а просто «фотографирует» событие. Так ли это?

Лишь отчасти, потому что есть журналисты, которые совмещают репортаж с анализом. Но такое все-таки редкость. Причем, из этого совершенно не следует, что быть репортером менее престижно, чем аналитиком. Так можно писать банальные комментарии, а можно дать великолепную живую зарисовку со множеством ярких (вкусных) деталей.

Это не меньший талант, просто другой. Великолепно сказала о себе очень хороший репортер желтой школы Дарья Асламова: «Мой быстрый, но поверхностный ум».

Отдельно нужно сказать несколько слов о журналистах бульварной прессы. Для них важно обладать бойким слогом, некоторым гуманитарным бэкграундом и цинизмом – бескрайним, как вид с останкинской башни.

О журналистских методах и морали

На самом деле никаких особых методов работы у журналиста нет. Просто журналисты, которые сидят в кабинетах, пишут новостные и аналитические тексты, а репортеры – репортажи. Но одна изюминка все же есть – это внедрение инкогнито в какую-то социальную среду.

Этот метод также, чуть менее точно, называют «журналист меняет профессию». Именно так работала великолепный корреспондент «Новой Газеты» Елена Костюченко. Она устраивалась стажером в милицию и ГАИ, а потом давала подробные разоблачающие статьи. Думаю, что милиционеры и гаишники ее очень любили.

Помню также материал в старой оппозиционной Ленте.ру о том, как корреспондента за деньги наняли бросить лишние бюллетени на выборах за «Единую Россию». Наверняка есть и другие интересные примеры.

Я, к сожалению, использовал этот метод не слишком часто (поздно осознал его эффективность), но все же какой-то опыт в этой сфере у меня есть.

Как я был чернорабочим

Так, однажды я отправился на черную «биржу труда» в Ташкенте, где нанимают рабочих на разовую работу. В реальности, биржа представляла собой скопление людей у шоссе на окраине города.

Русские и узбекские рабочие стояли отдельно, я по незнанию встал к узбекам: меня не прогнали. Моя задача была противоположной, чем у моих «коллег»: мне для репортажа хотелось получить работу подешевле, другие же рабочие, естественно, хотели продаться подороже.

Наконец, мне повезло, и меня вместе с каким-то молодым кишлачным узбеком наняли за два доллара в местной валюте засыпать яму.

Надо сказать, что мой неговорящий по-русски напарник вел себя странно, он все время демонстрировал мне, что он главный. Разгадка пришла во время оплаты. Паренек пытался взять себе три доллара, а мне дать один. Хозяин, пожилой узбек, на эту несправедливость не пошел, но посоветовал мне в следующий раз более тщательно подбирать напарника.