Исповедь чекиста

Впервые о предателях Родины я услышал в связи с делом полковника Главного разведуправления ВС СССР О. Пеньковского в 1961 году. Я был курсантом Одесского артучилища, начальником которого был полковник Семенов. Он служил в этом звании лет двадцать, пока не сняли маршала артиллерии Варенцова — приятеля и покровителя Пеньковского. Варенцов накануне приезжал в наше училище. Даже каким-то образом его фотокарточка (с другими генералами и офицерами училища) у меня оказалась. Какую патриотическую речь он нам закатил о роли артиллерии, о перспективах перехода на ракеты, о патриотизме офицеров Бога войны в годы Второй мировой войны, о дисциплине и т. п.!

Разоблачение Пеньковского и материалы, к которым я впоследствии имел доступ, впервые раскрыли мне глаза на лицемерие и лживость высоких руководителей, о наличии кастовости, родства и т п. К примеру, наш «вечный» полковник Семенов перед тем бывший не угодный маршалу Варенцову, через один год заезжал в училище из Москвы уже в звании «генерал-лейтенанта». По своей наивности я не мог понять, как маршал не смог разглядеть подлеца, почему маршал пил водку с полковником? Это же не его уровень!

А вместо слез об ушедшем Сталине, в народе начали зарождаться анекдоты о старых и новых правителях СССР. А чем еще мог ответить народ?

В феврале 1970 года вместе с группой коллег-выпускников ВКШ КГБ СССР я прибыл в УОО КГБ СССР по ГСВГ, то есть в военную контрразведку Группы Советских войск в Германии. Управление дислоцировалось в городе Потсдаме. Нас (12 сотрудников с семьями, моей дочке было 3 месяца) долго «мариновали» в безделье. Ни читать, ни в город выходить. Сидели и ждали, когда начальник Управления найдет время для персонального инструктажа. Фамилия генерал-лейтенанта была Лялин. Мы все были весьма удивлены, потому что накануне офицер разведки КГБ СССР по фамилии Лялин остался за рубежом. Изменил Родине.

Но, когда нас инструктировали об особенностях контрразведывательной работы в Германии, то оказалось, что недавно изменил Родине капитан ВВС Воронин. Парень сел, как обычно, в свой самолет под Берлином, а через 15–20 минут приземлился благополучно на аэродроме в ФРГ. Ситуация была ясной. Летчики есть летчики. Им каменную стену не надо преодолевать. Беседа явно не стоила двухнедельного ожидания. А через пару месяцев самого Лялина отправили из ГСВГ в Ленинградское УКГБ.

Однако совсем иная обстановка, атмосфера царила в зале совещания руководителей особых отделов КГБ и секретарей парторганизаций (я был секретарем парторганизации особого отдела КГБ СССР), созванного в связи с изменой Родине заместителя начальника ОО КГБ дивизии, расквартированной в Берлине, капитана Мягкова.

Капитан сопровождал группу офицеров, периодически выезжавших в гражданском платье и в гражданском автобусе в Западный Берлин по вероятному маршруту выдвижения войск в случае начала военных действий СССР против НАТО.

Итак, сотрудник КГБ, имевший обязанности курировать армейских офицеров, бежал — и будь здоров!..

Ситуация усложнялась несколькими факторами. Во-первых, это был первый случай измены Родине со стороны офицеров военной контрразведки. Во-вторых, Мягков числился любимчиком у начальников особых отделов дивизии и группы войск. На совещаниях его, как правило, называли «пример будущего молодого поколения чекистов». И хотя у него не было профессионального образования, зато была развитая способность угождать начальству, которая позволила занять высокую должность заместителя начальника особого отдела дивизии центрального подчинения.

Естественно, что прибыла комиссия из КГБ СССР и провела чистку рядов особистов. Многие алкоголики, барахольщики были отправлены во внутренние военные округа.

Интересно, что на совещании я сидел со своим начальником, прошедшим Кубинский кризис. Он мне все время говорил: «Не смотри на президиум. Пиши конспект». На что я отвечал: «Зачем записывать выступление, когда и так капитан Мягков вывез с собой подробные конспекты приказов КГБ СССР? (Потом опубликовал отрывки в своей книге «КГБ изнутри».) А если меня что спросят, так у меня в характеристике записано, что я нетерпим к подхалимам, всегда их выкрывал, за что и страдаю».

Сам начальник нагнулся так, что его тетрадь почти лежала на полу.

Мой балдеж от такой трусости руководителей органов еще более возрос, когда я услышал, что надо уничтожить подробные конспекты приказов и впредь ограничиваться общими записями.

Ситуация складывалась анекдотично с учетом того, что буквально несколько дней тому назад, на партсобрании нашего особого отдела КГБ начальник меня критиковал за плохой конспект приказов. Уж по моим конспектам спецслужбы противника вряд ли что могли б узнать ценного!

Следующая моя причастность к факту измены Родине произошла во время службы в особом отделе КГБ по 11-й армии ПВО на Дальнем Востоке в 1976 году