Исповедь Джо Валачи

Вот и все. Я вернулся и сказал посреднику, что вхожу в долю с Мэтти, а насчет профсоюзов беспокоиться нечего. «Как тебе это удалось?» — спрашивает он. Я в ответ просто упомянул имена нескольких людей, с которыми я разговаривал по этому поводу, и это произвело на него большое впечатление. Я занимался пошивом одежды около двенадцати лет, и только пару раз у нас были неприятности по профсоюзной линии. Как только на горизонте появлялся какой-нибудь профсоюзный деятель, я звонил Джону или Томми Дио, и проблемы решались сами собой. Однажды я пришел в цех, а как раз передо мной там побывал какой-то профсоюзный чин и, как говорится, «выключил рубильник». Другими словами, он распорядился остановить производство. Я сказал Мэтти: «Дурачок, никогда не допускай таких вещей. Я же тебе говорил, что все уладил». Я бы сразу выгнал этого парня вон, но Мэтти уважал закон. Он перепугался до полусмерти и остановил цех. Этот профсоюзный деятель пригрозил Мэтти, что подаст на нас жалобу, поэтому я позвонил Джонни Дио, и на этом все кончилось.

Через какое-то время опять появились два профсоюзных лидера, но в этот раз я был на месте. Они хотели узнать, состоят ли наши работницы в профсоюзе. Большинство из них составляли пуэрториканки, и я сказал этим парням: «Вы что, с ума у себя там посходили? Они по-английски и говорить-то не умеют». Я терпеть не мог эти профсоюзы. Для меня профсоюзный деятель все равно что сутенер. Извините, ну так уж я к ним настроен. Они желали знать, сколько мы им платим, и как я выяснил, платили-то мы больше, чем предусматривали их профсоюзные расценки, поэтому я лишний раз убедился в том, что нечего нам в этом профсоюзе делать, меня и палкой туда не загонишь. Они мне заявили, что подадут на меня рапорт, но я уже утомился от этих разговоров. У Мэтти было разрешение на хранение огнестрельного оружия; я пошел и взял в ящике его стола револьвер. Посмотрели бы вы, как они драпали от меня. Примерно через час мне позвонил Томми Дио — он от души посмеялся, когда узнал, что произошло. «С ними так и надо, — поддержал меня он. — Они сказали, что их встретил какой-то сумасшедший, и им просто повезло, что остались невредимы. Не волнуйся, они больше не появятся».

Если подсчитать, сколько задолжал мне Мэтти, когда я вошел с ним в долю, наверное, всего получилось бы около 15 тысяч долларов. Нам пришлось приобрести разное специальное оборудование, я о таком даже и не слыхивал, типа машин для заделки внутренних швов. А это стоило денег. Мэтти был отличным механиком; мы купили много подержанных машин, и он привел их в полный порядок. На те средства, что я вложил в этот цех, я получил около двухсот долларов прибыли в неделю, что меня вполне устраивало, потому что всем производством заведовал Мэтти, а у меня имелось неплохое прикрытие от налоговой инспекции, если бы вдруг она стала слишком сильно придираться.

Я не вмешивался в работу цеха, за исключением одного случая, когда вдруг мои доходы с предприятия упали до 100 долларов в неделю. Я спросил у бухгалтера, в чем дело, но, как я понял, Мэтти предупредил его, чтобы он держал язык за зубами. Дело было в том, что Мэтти просадил довольно крупную сумму в «лотерее». Я убедился в этом, когда Мэтти однажды пришел ко мне и сказал, что он выиграл 2400 долларов, но ему не хотят выдавать выигрыш. Естественно, я пошел в эту контору и, поверьте, получил все, что ему причиталось. Содержатель «лотерейной» конторы сказал, что Мэтти делал у него ставки все последнее время, причем много проигрывал. Из полученной суммы я взял все, что мне причиталось, а остальные вернул Мэтти. И потом так двинул ему по роже, что он отлетел метра на три.

— Так вот как ты распорядился моими деньгами, — сказал я. — Играешь как последний сопляк, а когда выигрываешь, наконец, с тобой даже не считают нужным расплатиться.

Я сказал ему, что сам занимаюсь этим делом, и велел прекратить игру. Ему повезло, что он крупно выиграл один раз, потому что в большинстве случаев выбор числовой комбинации бывает подстроен. Это охладило его пыл, а потом ко мне пришла его жена, приятная такая женщина, и поблагодарила за это, потому что она просто с ума сходила от его азартных развлечений.

Что же, у меня был ресторан и пошивочный цех. Я промышлял «лотереей» с этим скотом, Бобби Дойлом, и вел дела в своей ссудной кассе. Я решил немного поубавить свой пыл и отойти от дел мафии. Когда-то меня учили, что если я хочу быть ее членом, то должен быть мужчиной, а не «шестеркой» на побегушках. Надо мной стоял Тони Бендер, от него я ничего не получал — и если он полагал, что будет что-то получать от меня, то я для себя решил, что это произойдет только через мой труп. Уж лучше пойти работать, чем «шестерить» на него. Иными словами, я стал «непокорным». Кто меня осудит за это?