Исповедь гипнотизера

Методы эти испытаны и общечеловечны — но быть может, в моем рассказе мелькнет что-то свежее.

(9)

Один метод назову — приблизительно, заимствуя термин: интроспекцией, В-себя-смотрени-ем. Близко, какими-то боками: «интуиция», «медитация», «интроверсия», «вслушивание», «предзнание», «ясновидение»… О последнем, может быть, успею поговорить отдельно.

(10)

Никого и ничего в своей жизни не видел, не чувствовал и не сознавал, кроме себя. Хотя и не могу сказать, что никем больше не интересовался, не изучал, не любил. Но воспринимал — только себя, вернее, только ЧЕРЕЗ себя — в том числе и в таких, казалось бы, далеких от самосозерцания деятельностях, как гипноз, музыкальные медитации или рисованье портретов. Как раз здесь интроспекция бывала наиболее напряженной и приносила, случалось, плоды в виде точного попадания в другое существо — ПРОНИКНОВЕННОСТИ. Для другого это было смотрением в него. Все, что есть живого, любовного, точного, угадывающего в моих книгах, рисунках, музыке, стихах, — вытащено, выловлено, высмотрено из себя.

(11)

Даже в моем глуповатеньком общественном аутотренинге — все, что есть более или менее стоящего, все, что помогало — отсюда же, из меня. Лучшее я открывал себе — неучу.

(12)

Глядя в себя, и художественно, и научно описывал всевозможные личности, типы, характеры, персонажи — списывал со своих внутренностей. Сочинял многих пациентов, писал за них письма. Много таких Я-пациентов, Я-человеков, Я-докторов…

(13)

Но — небесный пунктир! — Очень часто случалось так, что моя выдумка являлась мне воплощенной — в виде самой что ни на есть реальности, это внушало иногда мистический ужас. Вот и К., обожженную без лица, описанную в одной из моих книг псевдодокументально, повстречал на другое утро после ее «сочинения» — в метро, на станции, где живу, идущую на меня прямо такую в точности, как мне пригрезилась — в той же одежде, того же роста, с той же походкой и ВЫРАЖЕНИЕМ… Содрогнулся, хотя и не в первый уже раз…

(14)

Совпадения? Просто совпадения, каких уймы, самых фантастических совпадений?.. Согласен: да, совпадения. Но вот только что это просто совпадения — с этим не соглашаюсь. Ничего не значащих совпадений не может быть — каждое совпадение О ЧЕМ-ТО дает нам знать. Я не смогу сейчас выразить это более четко, но верю, что это будет доказано Теорией Сверхизмерений, которая объяснит телепатию и ясновидение.

(15)

Люблю живое в литературе — дыхание, голос, смех, пульс, мускул, запах строки.

Непереводимое, недолговечное… Не долго, но вечное!

Часто ловил себя на поразительной внутренней ПУСТОТЕ, совершеннейшем отсутствии какого-либо содержания — в голове, в душе… Казалось, что я и всегда такой. Что нет во мне ничего, не было и не будет.

Но переполненность ИНЫХ мгновений, когда, наоборот, слишком плотно!!!

Дошло, наконец. Пустотность есть свойство внутреннего наоборотного зеркала: заглядываешь — изображение исчезает.

(16)

В сфере идей (не путать с идеологией) я всегда был отъявленным коммунистом — не признавал никакой собственности, просто не чувствовал. Спокойно и радостно брал чужое и позволял брать свое. Мечтаю быть разворованным до последней ниточки. Собственнический инстинкт в сфере духа должен быть вытравлен, иначе придется остаться зверьми. Чем духовней, чем выше — тем меньше частного. Кто, в самом деле, осмелится утверждать свою собственность на Бога? Есть, однако, такие универсально ревнивые личности, которые и к Богу относятся как к персональной зубной щетке.

Отсюда и идеал Анонимности Добра, к которому я пришел путем множества откровенных духовных краж.

(17)

Но — возвращаясь к Интроспекции — совершенно необходимо, чтобы заимствуемое уже было своим. Пушкин весь состоит из заимствований, обворовал всех и вся, но у него нет ничего чужого, ни капельки. Мысль или чувство, выраженные другим, его слово, его острота, его сумасшествие, его глупость — все это и любое прочее должно давать, при правильном восприятии, некий знак тождества. Знак может иметь подобие восторга, благоговения, смеха, спокойного согласия, ужаса — много разных, в том числе зависть, белая или в крапинку. И вот, когда он только появляется, этот знак — всё это твое, пользуйся как душе угодно. В худшем случае будет вторичность, которой то и дело грешили и величайшие — а в европейской поэзии, наверное, все после Гомера. Но если нет знака — а ты все-таки хапаешь из практических соображений, то тогда ты есть вор, плагиатор, подлец, душегубец — и всего того хуже — бездарь. Случись чудо, что кто-нибудь по-своему напишет «Евгения Онегина» — мы должны пасть ниц перед небесами. Только честность перед собой, не проверяемая никем, кроме Бога, может дать санкцию на присвоение или отказ. Идея — особа эмансипированная; горе тому, кто попытается ее приковать.

(18)