Исповедь гипнотизера

Это напоминает мне одно замечательное заведение в наших краях. (Где иногда происходит, в порядке исключения, параллельное кое-что. Например, футбол). Влюбленные любят друг друга непересекающейся любовью.

Один только раз, говорит легенда, какие-то двое, нарушив закон, слились — и раздался взрыв: погибли, родив Вселенную.

Остров, однако же, уцелел, хотя были выбиты абсолютно все стекла.

I. ПАМЯТЬ ЗЕРКАЛ

Залив,а может быть, река,не знаю.Были облака,их больше нет —горит заря,но где-то там,а здесь — не знаю,откуда свет,благодарякакому чуду……Вспоминаю:он светит сам,да, светит сам,но он обязани жемчугу

своим экстазом,и изумруду…Здесь я былтому назад всего лишь вечность.Я плыл,я видел оконечностьполувоздушной суши — мыс,себя теряющий,как мысль,и эти скалы —их оскалыприкрыл покладистый песок,а где не вышло — как лекалалишайник лег наискосоки лбы украсил сединами…И это дерево — я был им,боговетвистым,солнцекрылым,я плыл сквозь воздух, я пылалспокойствием —мои стрекозыи птицы — я их целовал,

дарил плоды, цветы и слезы,а ветер — ветер веселилмне волосы, венки сплетаяи расплетая — и спросил,страницы снов моих листая,однажды: «что такое смерть?»Я отвечал: «Как посмотреть.Вот небо. Небо убивает».— «Ты шутишь. Смерти не бывает».— «Шучу, конечно. А земля сегодня любит ноту «ля».— «О, это пустяки. А можно тебя погладить осторожно?»— «Как хочешь. Только не усни. И ветку к ветке прикосни…»— «А что такое сон?» — «Работа, но у нее другая нота.Два дуновения, и тыпройдешь сквозь ближние кусты,вздохнешь,травинку потревожишь,волну к губам своим приложишь,волна уснет,но полный сонбывает только в унисон…»

И он летел на дальний берег, где камень камню слепо верит. (Кому светлей, кому темней, не знают камни или знают, но спят и духов заклинают).

Там оборот ночей и дней иной, короткий, а шепчущий отшельник в лодке — мой медиум…

18 ноября

Мой хлещущий ноябрь,

раздетый, проливной,

в такую непролазь подстать в тюрьму садиться.

Как пухнут облака, как будто из пивной,

и каждое тебе на голову садится, мой стынущий ноябрь…

Февральский Водолей,

тебе в противовес, зыбучими снегами

стремится замести скоропостижность дней

и растворить, и смыть безумными слезами.

Роди меня, роди — и проходи скорей,

мой слепнущий ноябрь…

(Венецианский дождь представился мне вдруг, гондолы и шпионы

в монашьих клобуках). О, как нещаден дождь,

святая благодать!..

Так плачут Скорпионы,

когда, не торопясь, зима в гнездо ползет

прищуренной змеей — хозяйкой, а не в гости.

Послушники любви, зачем вам не везет

и злой осенний яд пронизывает кости?

Ты смеялся и плакал. Ты долго работал, дожидаясь меня, и уже перед сном я тебя посетил, спохватившись, и подал поздний завтрак и чашу с холодным вином.

Сколько раз я тебе изменял, наверное,

не припомнится,

дух мой бедный, затравленный мой господин. Ты прощаешь мне все, словно я не слуга,

а любовница, или ведаешь, что не дожить до седин.

Спорю с зеркалом. Две морщины на переносице нарисованы нежно.

Пока еще жив. Сокровенное шепчет.

Сокровенное просится и уходит, ответа не получив.

К зеркалу я подхожу, чтобы оставить свое лицо, а там видно будет.

Осторожнее с зеркалами, пожалуйста,

зеркала ранимы, беспомощны,

не обижайте их,

не одаривайте своими проблемами,

у них хватает своих.

Зеркала, вы наверное знаете, населены

всякой всячиной, и чего только нет в их пространстве,

лишенном времени: диспуты, вечные поцелуи, нескончаемые рукопашные, слезы…

У зеркала, даже самого мутного, есть одна черта абсолютного совершенства: бессмертная, неуничтожимая память.

Самое лучезарное я увидел в нотариальной конторе: чисто вымытое, сумасшедшее.

Оно предъявило мне дарственную от двоюродного прадедушки

на предметы (перечисление): понт,

цепочка от понта, коньки фигурные, бородавка.