Исповедь изгоя

Чурсин, намеревавшийся сказать, что завтра он идет в ЗАГС, не успел даже открыть свой рот. Трубку мгновенно положили. Спокойного ужина за семейным столом у молодых не получилось. Ни у кого не было настроения. Кусок хлеба застревал в горле каждого. Желания общаться друг с другом также не было. В постели они в эту ночь лежали, словно чужие. Каждый думал о возможных вариантах выхода из внезапно создавшегося тупика. Особенно сильно переживал Чурсин. Он четко знал, что с горкомом партии шутить не стоит, иначе вообще будет каюк. Из своего собственного опыта, да и из жизни города, он неоднократно убеждался, что в этих заведениях, таких как он, в один миг ставили на место. Неугодных и непокорных исключали из партии. На деле это означало конец жизни. Не больше и не меньше…

Без пяти минут девять он открыл дверь приемной секретаря городского комитета партии. Главный идеолог Помурино для него оказалась незнакомой персоной. Он знал, что два месяца назад в этом кабинете произошла смена власти. Новенькая при его появлении встала из-за стола и с улыбкой протянула ему руку. Представилась. Представился и Чурсин. Затем они оба уселись за небольшой столик и почти одновременно стали рассматривать друг друга. Мария Ильинична Ивченко о строптивом ученым была порядочно наслышана. Она знала о нем, когда еще работала в партийном комитете строительного комбината. Фамилия Чурсина звучала не только на местном телевидении и радио, но и на оперативных совещаниях в районном комитете партии. Она нисколько не скрывала, что этот молодой человек ей всегда был симпатичен. Симпатичен тогда и сейчас, когда ей по поручению первого секретаря предстояло «прочистить» ему мозги. И не только это. Ей поручили очень тщательно проверить все его минусы и плюсы. Негативов у седого мужчины было куда больше, чем позитивов. Особенно в последнее время. Ее, как секретаря, отвечающего за идеологическое руководство многотысячным городом, беспокоило неординарное поведение историка. На Чурсина ей пришлось завести специальную папку. Не проходило и дня, чтобы ей не звонили по поводу этой личности. Звонили даже из областного управления Комитета Государственной безопасности. Больше всех жаловались из кооперативного института, где работал ассистент. Вчерашний звонок от товарища Воробьева вынудил первого секретаря принять решение…

Мария Ильинична с рвением принялась за работу. Ее выводы во многом определяли будущее Чурсина, который сейчас, как и она, без всякого стеснения ее разглядывал. Чурсину, откровенно говоря, очень нравилась симпатичная мордашка новенькой. До ее прихода за столом сидел пожилой мужчина, которого давно хотели сплавить на другое место. Владимир Иванович о намерениях вышестоящего начальства знал и поэтому в последнее время ничего не делал. Искал себе работу. Должность заместителя директора аптекоуправления ему понравилась, и он без всяких обиняков сменил кабинет. Чурсин пристально вглядывался в женщину и не верил, что это красивое создание через несколько мгновений будет его допрашивать. В подобные заведения в приказном порядке вызывали не для раздачи орденов или объявления благодарностей.

Ивченко, словно намереваясь вывести своего собеседника не то от нервного оцепенения, не то от нахлынувшего равнодушия к своей персоне, взяла карандаш и легонько постучала им по столу. Затем с серьезной миной строго произнесла:

– Егор Николаевич! Вы прекрасно знаете по какому вопросу Вас вызвали… – После небольшой паузы она вновь продолжила. – Мне предстоит выполнить поручение городского комитета партии… – Затем с улыбкой сказала. – В районном комитете партии у Вас уже собеседование состоялось. Поэтому я Вас очень прошу серьезно отнестись к моим вопросам…

Допрос длился около часа. За это время Чурсину пришлось рассказать всю свою автобиографию. Отвечая на вопросы, касающиеся его отношений с коллегами по кафедре, он ничего нового и на этот раз не сказал. Ему уже самому надоело «молоть» одно и тоже. Отношения со студенткой Ларисой Сидоровой он сознательно исключил из своего монолога, заведомо зная, что в этом допросе они будут основными. В своем умозаключении он не ошибся. Ивченко, скорее всего, очень осторожно подходила к щепетильному вопросу. Откровенно говоря, она сейчас завидовала незнакомой студентке, которая влюбилась в этого преподавателя. Студентка выпускного курса библиотечного института Ивченко совсем недавно, как ей казалось, по уши втрескалась в молодого историка. Роман и дальше продолжился, ежели бы не его мать. Она очень строго следила за своим единственным сыном, который частенько заводил любовные романы с молодыми студентками.