Помню как-то: грусть-тоска, я сажусь в авто, включаю радиостанцию «Серебряный дождь» и слышу совершенно незнакомый мне голос человека, говорящий о музыке. О том, как ее слушать. О ее тайнах. О культуре. О душе человека.
Голос завораживал. И был сам музыкой. Я забыл обо всем, слушая рассказчика, и понял — мир Божий удивителен. И жизнь прекрасна. Главное — об этом всегда помнить.
Этого необычно светлого человека зовут Михаил Казиник. Михаил Семенович — скрипач, эксперт знаменитого Нобелевского концерта, профессор Драматического института Стокгольма и... Высшей школы бизнеса Скандинавии. Его можно услышать на «Серебряном дожде» в воскресенье с 11 до 12 в прямом эфире из Стокгольма в передаче «Тайные знаки культуры».
Музыка не только облагораживает, она — та соломинка, которая способна вытащить из болота тоски.
Божья благодать простирается предо мной. Я всегда считал, что жить у воды — результат хорошей кармы. Река, озеро, море — могут разговаривать с тобой. В них можно утопить свою печаль. Правда, топя свою печаль, не утоните сами.
Я жил у Москвы-реки в Коломенском. И живу сейчас в Щукино. Но река в Москве неоднозначна. На севере — там, где она только вливается в город (Серебряный Бор, Крылатское, Строгино), — река живая. А как хороша Москва-река на севере Подмосковья! Москвичи, вы видели когда- нибудь эту тихую светлую прекрасную русскую реку в ее естественном течении? Нет? Так скорее поезжайте в Можайск, Рузу или Звенигород! В городе она уже исполнена другой, беспокойной энергией. Хотя бы Крымский мост — любимое место самоубийц. Когда я смотрю с него на бронзового исполина с бейсбольной битой в поднятой руке — пародийного Петра, — то мне тоже хочется утопиться.
На юге, вобрав в себя энергию больного города, безжизненным потоком река течет дальше.
Такой же рекой или морем могут стать лес, степь, горы. Когда я остаюсь наедине с природой, то остаюсь наедине с Богом. Суета большого города отрывает меня от первозданной сути. Даже дождь или снег, не говоря уже о солнце, дают мне энергию жизни. А вы знаете, что такое солнечный ветер? Это ветер, пронизанный любовью солнца в июльский день на берегу реки Навля.
Утратить связь с природой — утратить связь с матерью.
Я выжил. Обрел себя. Страх, боль, тоска, ненависть ушли, оставив место гармонии, спокойствию, радости. Это случилось в моей душе. Теперь должно случиться в моей жизни.
И еще. Я понял, что я живой человек. Смеюсь, когда мне весело. И плачу, когда грустно. У меня можно вызвать агрессию и тоску. Если Судьбе надо, то она пошлет те испытания, которые обнажат твои душу и чувства, и ты поймешь, кто ты есть на самом деле.
Брат
Дай-ка, брат, тебя обнять...
Ю. Шевчук
Но не все испытания я прошел на пути к новой жизни. Не все в старой жизни разрушилось.
30 марта, к вечеру, у меня вдруг опять проявилась давняя знакомая — депрессия. Было весьма неожиданно. Тревога и слабость вошли в мою душу. И чтобы снять их, мне почему-то захотелось лечь на пол. Или лучше на землю. Странное чувство.
Утром 1 апреля настроение соответствовало дате, и я был занят придумыванием розыгрышей для друзей.
В начале одиннадцатого раздался звонок на мобильный, и незнакомая женщина сообщила, что мой брат сегодня умер. Нелепость ситуации сочеталась с трагизмом.
Я понял, что вчера было предчувствие смерти.
Брат был добрым, тихим человеком. Его жизнь не сложилась. К тому же он пил. Пил по-тихому. Мама спасала его неоднократно, когда он был нетверез. От смерти в состоянии алкогольной интоксикации. Без нее он бы давно умер.
Но здоровье матери с возрастом ухудшалось. Давление было высоким и падало зрение. У нее диагностировали аденому гипофиза. Последнее время она принимала гормональные препараты.
Осенью мама решилась на операцию. Она легла в областную больницу, никого не поставив в известность. Но намеченная на понедельник операция была перенесена на среду. В среду она тоже не состоялась, и мама была прооперирована в пятницу. В субботу утром чувствовала себя хорошо, но к вечеру потеряла сознание. В понедельник пришел лечащий врач, и выяснилось, что дренаж не работал, и в мозгу накопилось много крови. Была проведена повторная операция. Но очаг поражения был велик, и через месяц мама тихо угасла в возрасте 68 лет.
Так, видимо, распорядилась Судьба. Ведь зная о ее планах, я бы положил ее в хирургическое отделение НИИ неврологии, где учился. Да и переносы операции странны. Если бы ее повторно прооперировали на следующий день, а не через двое суток, она была бы жива. Есть у меня легкое чувство вины перед матерью. Столько учился на врача, а ей помочь не смог.
Брат неотлучно находился с больной мамой, отдавая ей свой сыновний долг.
И вот он остался один. Отец не мог так следить, как это делала мать. У брата начались запои.