Исповедь литературоведа. Как понимать книги от Достоевского до Кинга

– Итого двенадцать! Давай их все сюда. Золото ссыпай сюда, в кошелек, а билеты спрячь.

– Довольно! Домой! Откатите кресла!»

(Фёдор Достоевский, «Игрок»)

Вот и я не медлил. Решил, что терять нечего. У Достоевского ведь похожая ситуация была.

Роман «Игрок» он должен был написать за рекордно короткий срок, когда остался без денег после очередного проигрыша. Ему нужно было за полгода до 1 ноября 1866 года сдать готовый текст на 12 авторских листов. В противном случае издатель получал права на все будущие произведения писателя на девять лет.

Вот что сам автор писал по этому поводу в одном из писем:

«Было 4-е октября, а я еще не успел начать. Милюков посоветовал мне взять стенографа, чтоб диктовать роман, что ускорило бы вчетверо дело, Ольхин, профессор стенографии, прислал мне лучшую свою ученицу, с которой я и уговорился. С 4-го же октября и начали. Стенографка моя, Анна Григорьевна Сниткина, была молодая и довольно пригожая девушка, 20 лет, хорошего семейства, превосходно кончившая гимназический курс, с чрезвычайно добрым и ясным характером. Работа у нас пошла превосходно. 28 ноября роман «Игрок» (теперь уже напечатан) был кончен, в 24 дня…» (А. П. Сусловой, 23 апреля (5 мая) 1867 г.)

То, что должно было стать провалом, превратилось в триумф, Достоевский не только оставил за собой права на произведения, но и познакомился с будущей женой. В момент отчаяния он сделал ставку и выиграл. Прямо как и его герой в конце книги.

Нигде так не показана сама природа жизни, как в «Игроке». И в какую фантастическую смесь надежды и обречённости превращается последний монолог главного героя.

«Если начать осторожно… – и неужели, неужели уж я такой малый ребенок! Неужели я не понимаю, что я сам погибший человек. Но – почему же я не могу воскреснуть. Да! стоит только хоть раз в жизни быть расчетливым и терпеливым и – вот и всё! Стоит только хоть раз выдержать характер, и я в один час могу всю судьбу изменить! Главное – характер. Вспомнить только, что было со мною в этом роде семь месяцев назад в Рулетенбурге, пред окончательным моим проигрышем. О, это был замечательный случай решимости: я проиграл тогда всё, всё… Выхожу из воксала, смотрю – в жилетном кармане шевелится у меня еще один гульден. «А, стало быть, будет на что пообедать!» – подумал я, но, пройдя шагов сто, я передумал и воротился. Я поставил этот гульден на manque (тот раз было на manque), и, право, есть что-то особенное в ощущении, когда один, на чужой стороне, далеко от родины, от друзей и не зная, что сегодня будешь есть, ставишь последний гульден, самый, самый последний! Я выиграл и через двадцать минут вышел из воксала, имея сто семьдесят гульденов в кармане. Это факт-с! Вот что может иногда значить последний гульден! А что, если б я тогда упал духом, если б я не посмел решиться?