Исповедь маркизы

«Монахиня» Дидро — роман, нелепый в наше время. Возможно, в средние века, когда царила религиозная нетерпимость, и совершались подобные крайности, но я ручаюсь, что на протяжении, по меньшей мере, уже целого века монастыри избавлены от этих мерзостей. Читатель может мне верить — как известно, я, увы, не ханжа!

Сестра Мари Дезанж была не только самой красивой, но и самой милой, приветливой и терпимой из женщин.

Представьте себе девушку, похожую на цветущую весну, распространяющую вокруг себя множество пьянящих ароматов, и на луч солнца, дарящий веселье земле, по которой она проходит, подобно пастушке Лафонтена.

У нее были необычайно легкая походка и изящные движения, каких мне с тех пор ни у кого больше не доводилось видеть. Эту знатную девушку из Пуату звали мадемуазель де ла Жуссельер. Она сделалась монахиней, чтобы не делить небольшое семейное состояние с братом, которому хотели помочь продвинуться по службе, ибо у него было несметное число дарований.

Сестра Мари Дезанж любила этого брата с бесконечной нежностью. Не было ничего восхитительнее, чем слушать, как она о нем говорит. Когда люди жалели ее за то, что девушка в ее годы, будучи верхом совершенства по уму и красоте, похоронила себя в этом аббатстве, она неизменно отвечала с улыбкой, являвшей взору два ряда жемчужных зубов:

— Что значит «похоронила себя»? Я вовсе не похоронена и чувствую себя вполне живой; я последовала примеру нашей заступницы Магдалины и выбрала себе лучшую долю. Моего брата уже произвели в высокий чин, он не стоит на месте и выйдет в люди, а я обязана этим счастьем тому, что вы называете моей жертвой. Раз вы этого не понимаете, значит, вы ничего не знаете о взаимной любви двух сирот. Нам больше некого было любить, и я сделала Господа Бога соучастником нашей любви: полагаю, он нам не помешает.

Увы! Бедная девушка лишилась брата во время Дененского сражения. Он пал смертью храбрых на поле брани, увенчав собой груду трупов врагов, погибших от его руки.

Маршал де Виллар приказал похоронить этого воина, завернув его тело в им же захваченное знамя, и отозвался о нем с особой похвалой. После этого Мари Дезанж стала еще более благочестивой и у подножия алтарей постоянно оплакивала погибшего героя. Она не пережила этой утраты. Я была с ней до ее последнего вздоха и сильно скорбела о ней.

Мы чувствовали себя в монастыре Магдалины очень счастливыми, но при этом были сущими невеждами: нас ничему не учили, разве что чтению и письму, немного, совсем немного, истории, четырем арифметическим действиям, нескольким видам рукоделия и бесконечным молитвам — только и всего.

Этого было явно мало, чтобы сделать нас просвещенными и развить наш ум.

В ту пору лень казалась мне сладостной, теперь же я считаю ее крайне горькой, ибо всю жизнь страдала от недостаточного образования.

В этом отношении мужчины обладают по сравнению с нами преимуществом, и это несправедливо. Когда мы в чем-то превосходим других, над нами смеются; когда мы ничем не выделяемся, нас презирают и неизменно лишают возможности возвыситься.

Если женщины, даже те, которых ставят в пример, нередко оказывались недалекими, то это объясняется тем, что они растратили мужество и силу на борьбу с препятствиями, которыми усеян их путь. Мне они встречались на каждом шагу, я и сейчас встречаюсь с ними в самых обычных обстоятельствах. У старика не было бы таких неприятностей, как у меня.

Я не стану тратить время попусту, описывая вам события моей монастырской жизни. Они совсем неинтересны, не считая одного случая, о котором я, наверное, расскажу вам завтра, хотя он не имеет ко мне непосредственного отношения, а возможно, именно по этой причине. Это первое появление одной особы, о которой мне придется рассказать вам позже в ином тоне. Такое в очередной раз доказывает, что не следует мешать тому, что посылает нам Бог, ибо у нас все выходит гораздо хуже, чем у него.

Сестра Мари Дезанж держала в своей келье воскового Младенца Иисуса, украшенного цветами с мишурой и очень красиво одетого по старинной испанской моде.

Мыс одной из моих подруг узнали, что эта фигурка, к которой сестра, как и другие монахини, относилась с искренним благоговением, была всего лишь куклой, изображавшей королеву Анну Австрийскую перед ее венчанием с Людовиком XIII.

Ее прислали во Францию, чтобы дать представление об испанских туалетах и выяснить, не следует ли облачить в них дам во время свадьбы короля.

Статуэтка была искусно изготовлена одним человеком из Севильи, у которого подобные фигурки выходили лучше, чем у кого бы то ни было другого. Кукла была подарена кардиналом де Ришелье одной из его родственниц, настоятельнице обители Магдалины Тренельской, и та, вложив ей в руку крест, немедленно превратила королеву в Младенца Иисуса.

Мы обнаружили эту историю записанной на старой выцветшей бумаге, которая была тщательно спрятана в ракушечном гроте, где поместили Младенца Иисуса. (Маленькие девочки рыскают повсюду.)