Исповедь о женской тюрьме

Лилиан, привыкший, что его все боятся, сел на кровати и в недоумении вытаращился на больную новенькую.

Лилиан был старой цыганской женщиной Лилей. Иссиня- черные волосы, волосатые руки, усики над губой. Она повидала многое, жизнь помотала ее по миру, но в глазах сидели чертенята, а лицо было ироничным и лукавым. И как бы мы не остерегались Лилиана, но все его/ее любили.

Надо сказать, что запах от новенькой был как от всех мусорных баков города, которые к тому же избрали в качестве туалета окрестные коты. Поморщившись, Лилиан увидел наши лица, красные от смеха, и не растерялся:

— Ты никуда не пойдешь. Будешь моей новой женой. Теперь твоя обязанность чесать мне пятки. А еще я очень ненасытный. Раздевайся.

Мы уже просто лежали от хохота. Бравада Лолиты тут же улетучилась. Бомжиха жутко перепугалась. Приехала она из глухой деревни, высоко чтила мораль, поэтому гордо ответила:

— Никогда!

Эта помойная пьянчужка отшила нашего Лилиана, и веселью камеры не было конца. Все скандировали:

— Свадьбу! Свадьбу! Давайте их поженим.

— Не бывать этому! — завопила Лолита. Она явно считала Лилиана настоящим мужчиной.

Несчастная женщина до того перепугалась за свою добродетель, что стала биться в дверь. Никому не было никакого дела. Она так громко стучала и кричала «Помогите», но никто даже не заглянул в глазок и не спросил, все ли в порядке. Из этого можно было сделать вывод, что звать на помощь в этих стенах бесполезно.

Лолита, бросив биться в дверь, встала на четвереньки и стала вытаскивать из-под нар наши вещи, раскидывая их по камере. При этом она жалобно кричала: «Чарлик, Чарлик!». Продолжалось это безумие около часа, и мы от ее криков уже оглохли. Говорить с ней было бесполезно, женщина ничего не слушала, а перекричать эти вопли было сложно. Ни заснуть, ни поговорить, ни спуститься вниз было невозможно. Она одна загнала нас по своим местам, и мы не высовывались. Надо сказать, что баба она была высокая, крепкая, и не робкого десятка. К вмятине на носу прилагалось множество шрамов на лице и сбитые костяшки на руках. Я и помыслить боялась, что она в приступе белой горячки может учудить. Та же разошлась совсем и почувствовала себя как дома. Скинула с себя заскорузлые ботинки, взяла самые красивые тапочки, которые принадлежали Вале, и сунула туда свои немытые ноги. У хозяйки чуть не случился инфаркт, и она, сидя на втором этаже, кричала:

— Я убью тебя! — но слезть не решалась. Лолита вмиг поняла, что навела порядок и что главная теперь она, подошла ко мне и сказала:

— Эй, Дистрофа, дай сигарету.

Я осторожно ей ответила:

— Мне совесть не позволяет давать тебе такие дорогие сигареты.

— Ну что ж… Я вам еще покажу… — Лолита заметалась по камере.

Женя решила ее немного усмирить и дала полоумной тарелку с едой. Лолита ковырялась в нашей колбасе и сале, съела самое вкусное, остальное выкинула и заявила:

— У вас все здесь отвратительное. Я с вами питаться больше не буду. Пойду завтра в столовую.

— Конечно, дорогая. Вот тебе ручка и листочек пиши меню на завтра. Отдашь его охраннику, — сказала тетя Женя.

Это на время утихомирило непоседу, она уселась и рьяно принялась составлять меню. На нас опять напал приступ веселья, и мы подсказывали ей разнообразные изысканные блюда. Потом помогли составить заявление на имя начальника тюрьмы все чин чином, как положено, о том, что она решила посещать столовую.

На время составления заявления, Лолита затихла, но, закончив, снова пустилась в бой. Она стала кидаться на оконные решетки, видимо, учуяв запах свободы.

Тетя Женя, в конце концов, постучала в двери и позвала врача. Уставший и злой мужик плевать хотел на Лолиту и ее белую горячку.

— Юрий Николаевич, дорогой вы наш, ну сделайте что-то, — ворковала Женя.

— Да что я могу? Сама угомонится.

— Сил больше нет, девочки нервничают. Как бы не прибили ее, — шла на хитрость наша Женечка.

— Ну не знаю, надо ДПНСИ вызывать, как я сам ее скручу? А они не захотят идти…

— А мы сами ее скрутим, вы только сделайте ей укольчик.

— Ну… — ворчал врач.

Пришлось задобрить его моими дорогими сигаретами, и добрый доктор согласился сделать ей укол. Наконец в камере наступил покой — Лолита заснула. Мы уложили ее на первую нару и вздохнули свободно. Но спустя пятнадцать минут она поднялась и справила малую нужду на пол. Тогда нервы не выдержали уже у всех. На Лолиту