Исповедь послушницы (сборник)

– Возьмите, сеньорита Катарина. Считается, что этот камень избавляет от душевных страданий.

Она отпрянула.

– Я не могу принять от вас такой подарок!

– Почему нет? Я буду очень огорчен, если вы откажетесь.

– Это не будет означать, что я согласна выйти за вас замуж? – прямо спросила она.

– Конечно нет.

Эрнан с трудом подавил улыбку. Странно, что она первая заговорила об этом! По-видимому, девушка совсем не знает правил светского поведения. Хотя в данном случае это лишь делает ее еще более привлекательной.

– Не хотите покататься по городу? – вежливо произнес он, чувствуя, как в сердце зарождается симпатия к Катарине. – Разумеется, когда погода наладится. Вы жили в монастыре и, наверное, мало что видели.

– Я бы хотела съездить именно в монастырь, – нерешительно промолвила девушка. – Мне нужно навестить подругу.

– Инес Вилье?

Она изумленно взглянула на него.

– Откуда вы знаете?

– Я был в монастыре в тот день, когда туда ворвались мятежники. Я искал вас, но не нашел. Зато видел вашу подругу.

– С ней все в порядке?

– Она не пострадала. Только сильно испугалась. Она тревожилась за вас. Давайте навестим ее в ближайшие дни.

Катарина смотрела настороженно.

– Вы хотите поехать со мной?

– Кто-то должен вас сопровождать. Если вы окажете мне такую честь, я буду очень рад. Разумеется, я не стану присутствовать при вашем разговоре с подругой, а подожду в экипаже, – невозмутимо произнес Эрнан.

Он разговаривал с ней почтительно, почти благоговейно, а сам все силился понять, что за печаль у нее на сердце. Странно, что эта девушка так упорствовала, желая остаться в монастыре и принять постриг, – она вовсе не казалась чрезмерно набожной, скорее наоборот.

Эрнан Монкада пообещал заехать за ней через пару дней, а затем заявил, что более не смеет ее задерживать. Катарина сказала, что не сможет присутствовать на обеде (она не хотела сидеть за одним столом с Эльзой), и простилась с Эрнаном. При этом ее лицо впервые озарила приветливая, хотя и несколько принужденная улыбка. Эрнан ей понравился, но он был слишком похож на Рамона, и это сходство терзало ее душу, заставляя вновь и вновь вспоминать о том, о чем она хотела забыть навсегда.

– Сколько вам лет? – спросила Катарина Эрнана.

Они ехали вдоль набережной, где было множество причалов с лодками и парусниками, мимо береговых складов, где пахло смолой, рыбацкими сетями и морем.

– Скоро мне исполнится тридцать, – отвечал Эрнан.

Катарина по-прежнему не называла его ни сеньором Монкада, ни просто по имени, но он, казалось, не придавал этому никакого значения. Эрнан вообще очень спокойно и терпеливо относился ко всему, что она делала и говорила.

– Вы похожи на своего отца?

– И да, и нет. Хотя мой отец превыше всего почитал благородство и честь, ему было все равно, во что одеваться, что есть и пить, где ночевать. Он полагал, что дворянину достаточно уметь владеть шпагой, а остальное придет само собой. Он был вспыльчив, своенравен и склонен к бродячей жизни. Неудивительно, что они не поладили с моей матушкой.

– Почему он разлучил вас с матерью?

Катарина была уверена в том, что Рамон и Эрнан Монкада – родные братья, только она не могла понять, как могло случиться, что они не подозревали о существовании друг друга.

– Он говорил о ней как о настоящем чудовище, но я не думаю, что она была такой. Скорее, просто несчастная женщина. Почему-то она очень хотела, чтобы я стал священником, а отец не мог этого допустить.

Катарина затаила дыхание. Итак, отец Эрнана уехал из дома, вероятно не зная, что его жена ждет второго ребенка, который в конечном счете и стал воплощением ее стремлений.

– А вы сами желали бы сделаться священнослужителем?

Эрнан улыбнулся, хотя его взгляд, как всегда, оставался серьезным.

– О нет!

– Почему? – со странной настойчивостью произнесла она.

Он на мгновение задумался, потом сказал:

– Я простой человек, и мне чужды мысли о возвышении, тем более путем отказа от того, что дано нам от Бога и воплощает нашу человеческую суть. Для меня это стало бы самообманом. Я уважаю священнослужителей, но сам желаю покориться иному жребию – обычного человека, мужчины.

Катарина выглядела задумчивой и притихшей. Его слова согрели ей душу и одновременно разбередили сердечную рану. Он рассуждает правильно. И он красив, неглуп, благороден. Но он – не Рамон Монкада, хотя пугающе похож на него. О, если б это был не Эрнан, а Рамон, не в сутане, а в вышитом камзоле со шнуровкой, мягко обрисовывающем гибкое и сильное тело!

Они подъехали к монастырю, но Катарина не спешила выходить из экипажа. К горлу подступил комок, на глазах выступили слезы. Она вспомнила монастырский сад и себя, чистосердечную и наивную. Тогда любовь была для нее не более чем легендой, которую воспевают в стихах и описывают в романах.

– Вы жалеете о том, что покинули обитель? – тихо произнес Эрнан.

Катарина порывисто обернулась к нему; неожиданно в ее голосе прорвался гнев:

– Нет! Я ни о чем не жалею! – И, помолчав, спросила: – Известна ли вам история аббата Абеляра и прекрасной Элоизы?

– Боюсь, что нет.

Она смотрела на него с осуждением и любопытством.

– Вы не любите читать?