Катарина обдумала свой шаг с потрясающей рассудительностью. Инес права: если она откажет Эрнану, отец страшно разозлится, и неизвестно, чем это может закончиться. А если он пожелает выдать ее за какого-нибудь пожилого купца? К тому же девушку одолевали мысли о мести. Она все равно станет сеньорой Монкада! Рамону она не нужна, значит, выйдет замуж за его брата с такой же фамилией, с таким знакомым и вместе с тем чужим лицом.
Катарина вновь повидалась с Инес. Их встреча была печальной. Пауль Торн наотрез отказался вызволять девушку из монастыря, сказав дочери, что, по его мнению, это чрезмерная прихоть. Инес спросила Катарину о свадебном наряде, и та подробно описала платье из красной испанской парчи с золотым рисунком, поясом из чеканных пластинок и откидными рукавами. К платью прилагался плащ на цветной подкладке, обшитый по краю золотой тесьмой, тонкий металлический обруч с медальонами и подвесками из драгоценных камней и прозрачная вуаль.
Сраженная великолепной картиной, Инес подавленно молчала. В монастыре им часто говорили о страшном и грешном мире, но сейчас бедной девушке казалось, что подруга описывает рай. Инес сожалела о том, что никогда не познает соблазнительную тайну жизни, бурлящей за толстыми каменными стенами обители.
Она уже забыла о том, что испытала в тот день, когда эта жизнь внезапно ворвалась в монастырь в лице безумствующих мятежников.
Обстановка в стране оставалась опасной и сложной. Испанские войска подвергали население Нидерландов вымогательствам и насилию; народ бежал в леса и присоединялся к отрядам гёзов. По приказу герцога Альбы и без того непомерные налоги были увеличены, каждый корабль тщательно проверялся. Пауль Торн сполна оценил, как хорошо заполучить в зятья испанского дворянина. Это позволяло вовремя отправлять грузы, совершать выгодные сделки, а главное – избегать подозрительности властей или того хуже – инквизиции.
Умолкли волынки, дудки и арфы, праздничные яства были съедены, веселье угасло, и гости покинули дом.
Катарина утомилась больше, чем ожидала. Она устала от обилия чужих лиц, гула голосов и долгой церемонии венчания.
Когда они вошли в церковь, на нее повеяло застарелым запахом воска и ароматических курений. Это напомнило Катарине ее первое посещение храма в монастыре. Тогда для нее началась новая жизнь. И сейчас будет так же.
Ее раздражали блеск золота и серебра, сияние великого множества свечей – все это казалось ненастоящим. Настоящее притаилось в памяти, точно в загадочной темной пещере.
Они с Эрнаном слишком долго стояли на коленях на холодном каменном полу: в конце концов у Катарины нестерпимо заныли ноги и спина. Все кружилось и мелькало перед усталыми глазами, между тем свадебный пир, вручение подарков, песни, игры и речи гостей были еще впереди.
Все эти ван Монфоорты, ван Кулены, Брюнты и Симонсы, Рекалфы и Хаалы… Красное лицо отца, его громкий голос; крепко сжатые губы и холодный взгляд Эльзы. Хенрик и Инге, ее маленькие сводные брат и сестра, с горящими от любопытства глазенками. Сбившиеся с ног служанки… Когда пир закончился, незнакомые женщины взяли девушку под руки и отвели наверх, в спальню.
Катарина сидела на постели в нарядной, вышитой золотом сорочке, неподвижная и прямая. Ее щеки горели, но руки были холодны, и по спине пробегала ледяная дрожь. Она смотрела вниз, на кончики своих босых ступней и ждала, что скажет Эрнан.
Он ничего не сказал. Он торопливо раздевался – Катарина слышала шуршание одежды, стук падающих на пол пояса и башмаков.
Его обнаженная грудь была горячей, и руки тоже были горячими и удивительно сильными. Поцелуи – не целомудренными, как в церкви, а настойчивыми и жадными, как у Рамона в их последнюю ночь.
Рамон Монкада. Заблудший священник, сваливший на нее вину за свое отступничество. Почему? Только потому, что она женщина?!
Внезапно Катарина отпрянула и забилась в угол кровати.
– Лучше бы я осталась в монастыре! – сдавленно прошептала она.
– Ты не создана для жизни в монастыре, Кэти, ты создана для замужества, для любви! Не волнуйся, все будет хорошо! Через это проходят все женщины! – произнес Эрнан, пожирая ее глазами и протягивая к ней жадные руки.
Мелкая дрожь пробежала по телу Катарины, когда она очутилась в его объятиях. Девушка задавала себе вопрос: почему она так мало думала о том, что придется пройти через этот кошмар?!
Он был умелым, опытным, уверенным в себе любовником, и, если бы Катарина сумела забыть то, что было невозможно забыть, она смогла бы отдаться прекрасной, блаженной и дикой страсти, особенно если представить, что это не Эрнан, а Рамон.
По наивности Катарина надеялась, что муж ничего не заметит. Но он заметил. Вскоре она почувствовала, что его прикосновения и движения сделались жесткими, почти грубыми. Потом он резко отстранился и сел на постели.
У Эрнана был острый, отчужденный, холодный взгляд; Катарине казалось, что сейчас он ее ударит.
Он вскочил, набросил камзол и принялся ходить из угла в угол. Потом порывисто произнес:
– Катарина! Я вынужден потребовать объяснений!
Она молчала.