Исповедь травы

- Я убила, защищаясь, - твердо парирую я. - Потому, видят боги, на мне нет крови!

- Хедра, - произносит Волк в сером непререкаемым тоном, сурово и спокойно, - вижу, что дал тебе слишком много воли. Поэтому как дочь, покорная воле отца, ты завтра же соберешь свои вещи и вернешься домой, в кочевье Двуглавой горы.

- Но, отец...

- Молчать, когда говорит старший в роду! А с тобой я отправлю письмо твоей матери, в котором попрошу ее не затягивать с твоей свадьбой. Ты выросла из тех лет, когда я мог учить тебя плетью, но надеюсь, что твой будущий муж восполнит это упущение. Я сказал.

- Я приму любую кару, отец, - я отчетливо слышу, как Хедра скрежетнула зубами, - если ты объяснишь мне, в чем моя вина.

- А ты сама не знаешь? Ты осквернила наш очаг. Не приглашают в дом того, кого хотят ограбить и убить, и нельзя обмануть человека, который вкусил твоей пищи.

- Это законы Волков, отец. Она же - всего лишь forass!

- Но даже жизнь простой forass больше жизни собаки - эта же женщина не forass, она много выше обычной горожанки, - он поворачивается ко мне. - Госпожа Лигнор, прошу простить мою дочь за обиду, нанесенную тебе по неразумию.

- Лигнор? - переспрашивает Волчица с недоверием. - Отец, Лигнор - простая женщина, она бедна. Эта же, сам видишь, в атласном плаще и вся увешана драгоценностями. Она прятала свое лицо под покрывалом, как жены здешних вождей, и не хотела открыть его даже в нашем доме.

Сама знаю, что выгляжу вызывающе в этом черном шелке... Но воистину, в городе, где больше миллиона жителей, не обязан каждый знать в лицо Лигнор-танцовщицу. Если я заявлюсь к мадам в своих обычных обносках и с рубином, она вполне способна кликнуть стражу и обвинить меня в воровстве, чтобы не платить денег. Или просто припугнуть меня этим и заплатить самую малость - дейстительно, откуда такая драгоценность у нищей уличной артистки?

Но всего этого я объяснять Волкам не собираюсь.

- Ты сильно просчиталась, Хедра, - только говорю я все так же спокойно. - За мои браслеты, ожерелье и головные подвески тебе не дали бы и одной золотой монеты - это не серебро. Впрочем, - добавляю я ядовито, - допускаю, что тебя ввела в заблуждение искусная работа мастеров Бурого Леса - такой ты наверняка прежде не видела. Что ты вообще знаешь обо мне, что так легко берешься судить?

- Хедра действительно ни разу не видела твоего танца, подтверждает ее отец. - Но я - я был в "Багровой луне" в тот день, когда Безумец впервые играл для тебя и ты ушла с ним - и теперь уже никогда ни с кем не спутаю тебя, госпожа, - он поклонился.

- Но почему ты называешь меня госпожой? - спрашиваю я осторожно. - Я, как заметила твоя дочь, простая бедная женщина, ты же по положению равен здешним лордам...

- Я, Утугэль с Двуглавой горы, недаром вождь своего рода, - с достоинством отвечает Волк. - Мудрость вождя в том, чтобы каждому воздавать то, чего он стоит. Ты сказала - "на мне нет крови" - а теперь взгляни на свою одежду!

Я покорно смотрю. В пылу разбирательства я не обращала внимания на такие мелочи. Плащ и юбка должны быть залиты кровью пса - но они чисты и сухи, словно только что из стирки, хотя ковер у моих ног щедро разукрашен красным. Я трогаю полу плаща - и забытая алая капля скатывается по нему, как ртуть, как капелька дождя по полиэтилену - и падает на ковер, и тут же впитывается...

- Ты сказала - и стало по слову твоему, - звучит надо мною голос Утугэля. - Это ли не доказательство? Хедра, - он, словно спохватившись, оборачивается к дочери, - я слышал, Гурд уже вернулся. Иди к нему и позови его сюда.

- Да, отец, - она убегает, а Утугэль вынимает золотую серьгу из уха и протягивает мне.

- Это вира за оскорбление, нанесенное моей дочерью.

Вот это да! Да на деньги за это золото я Лугхада целиком из его линялого черного тряпья вытряхну!

- Да будут Луна и Великий Волк благосклонны к тебе за сей щедрый дар, Утугэль с Двуглавой горы...

- Рано благодаришь, - отмахивается он. - Вира - твое по праву, но помимо нее я действительно хочу сделать тебе кое-какой подарок, - он снимает с полки маленькую яшмовую шкатулочку, открывает... Внутри, на черном бархате лежит женская налобная подвеска: маленький, идеально круглый черный агат в простой серебряной оправе, окружающей его светлым ореолом.

- Надень это, госпожа... И всегда носи. Это не та вещь, которую можно продать.

- Она в самом деле хороша, - я креплю подвеску к своей цепочке через лоб, она мягко ложится меж бровей - и странная тень пробегает по лицу Утугэля... - Но что в ней такого особенного?

Вместо ответа Степной Волк подбирает с полу покрывало и снова закрывает мое лицо.

- Те, кого мы, Волки, зовем forass, что в переводе означает "скотина", до сих пор передают из уст в уста легенду о Королеве, некогда правившей этим городом, чьи глаза были всегда закрыты, но она видела... Якобы она покинула город и однажды снова вернется... И вот ты вернулась, и твои глаза открыты, ты зрячая - но еще не видишь. Спроси своего Безумца - он скажет тебе, что это за вещь, мне же позволь промолчать, госпожа.