Испытание на прочность

К чести командира «Опустошающего», капитан Лассаль не оставил поле боя, обратившись в бегство, а смело вступил в поединок с русским брандером мичмана Лобанова. Чтобы атаковать врага, мичман вынужден был сделать затяжной маневр, и Лассаль не удержался от соблазна использовать выпавший ему шанс. Свято веря в силу своих орудий, француз прекратил обстреливать «Громоносец» и сосредоточил весь огонь на брандере.

Один за другим французские канониры обрушивали силу своих пушек против маленького парохода, но каждый раз он оставался неуязвим. Всего только два раза вражеские ядра повредили корабль Лобанова, но это были лишь случайные попадания.

Сам Михаил Павлович с замиранием сердца наблюдал за скоротечным сражением, и каждый раз, когда брандер бросался в атаку, горячая волна охватывала его всего.

– Давай, милый, давай. Разнеси его! – говорил граф, не отнимая подзорную трубу от глаз.

Цена поединка была слишком высока. Уцелей сейчас французская батарея, и на всей операции можно ставить крест. Последний из русских брандеров, благодаря преступной халатности интендантов, к моменту выхода в море не имел на своем борту мощного заряда. Об этом Ардатов узнал только во время похода, когда что-либо исправить было уже невозможно.

– Давай, давай, Андрюша! – шептали губы графа, и Андрюша не подвел. Прорвавшись сквозь огневой щит противника, он мастерски вывел брандер на угол атаки и столкнулся с французской батареей. И хоть взрыва порохового склада на борту «Опустошающего» не произошло, но остойчивость судна была потеряна, и вскоре под ликующие крики русских матросов вражеская батарея опрокинулась и затонула.

Едва только это произошло, как Ардатов истово перекрестился и обратился к Нахимову с просьбой спасти оставшихся в живых членов экипажей брандеров. Сразу же взвились на мачте сигнальные флаги, но русские корабли уже сами, без приказа адмирала, пытались оказать помощь уцелевшим героям.

К всеобщей радости, удалось спасти почти весь экипаж первого брандера во главе с капитаном Шаховым. Ему вместе с кочегаром Завгородним удалось благополучно покинуть тонущий брандер и, уцепившись за перевернутую шлюпку, продержаться до подхода помощи.

Так же благосклонна судьба была и к Лобанову. Из трех человек экипажа геройского брандера никто не был ранен, что было расценено всеми как огромная удача. Однако благосклонность госпожи удачи не коснулась экипажа брандера лейтенанта Колокольникова. Все моряки погибли в огненном взрыве вместе со своим командиром.

Радость победы смешалась с горечью утрат. Впереди моряков ждала высадка десанта, ничуть не менее сложное и опасное предприятие, чем уничтожение крепостей Босфора. Появись в этот момент любой английский или французский корабль, и вновь успех всей операции повиснет на волоске. Но, видимо, судьба была добра к русским морякам, и высадка на берег прошла благополучно. К концу дня с кораблей сошла основная часть десанта, однако полностью свои трюмы моряки смогли очистить лишь к глубокой ночи. Всего на вражеский берег было высажено около четырех с половиной тысяч пехотинцев под общим командованием генерал-майора Муравьева.

Только когда последний пехотинец покинул корабли эскадры, адмирал Нахимов стал подводить итоги всей операции, а они были не столь радостными. Погибли два парохода, выбыли из строя три брандера, почти каждый корабль эскадры имел различные повреждения.

Особенно плохо обстояли дела на «Ростиславе» и «Владимире». Оба корабля были основательно побиты вражескими ядрами. Но если повреждения «Владимира» могли быть устранены, то на «Ростиславе» открылась течь, которую своими силами моряки ликвидировать никак не могли.

Правильным решением была бы отправка парусника в Севастополь под конвоем другого корабля. Раньше черноморцы в подобных случаях так и поступали, но в нынешних условиях Нахимов не мог позволить себе подобного шага. Отправлять же корабль в одиночку да еще в порт, находящийся в осаде, означало верную гибель «Ростислава».

Адмирал молча выслушал рапорты капитанов, а затем сказал:

– Как ни тяжело мне принимать это решение, но я вынужден отдать приказ о затоплении «Ростислава».

– Как же так, Павел Степанович?! Как это возможно?! – удивленно заговорили моряки. – Англичане и французы не смогли нас потопить, так мы сами себя…

– Молчать! – властно приказал Нахимов, и в каюте сразу наступила тишина. – Вы что думаете, что мне, моряку, легко говорить такие слова? Корабли – это дети мои, но в нынешнем положении иного выхода я не вижу. Да, господа.

Нахимов горестно вздохнул, а затем продолжил свою речь:

– Если думаете, мы просто так «Ростислав» уничтожим, глубоко ошибаетесь. Его девяносто шесть пушек с боевым запасом ой каким подспорьем будут нашим солдатикам! Да и экипажу незачем будет на берегу сидеть. Пришли мы сюда основательно и надолго, и значит, нам надо свои укрепления на Босфоре строить. Лучше турецких. Такие, чтобы никто взять не смог бы. Вот о чем думать надо, господа офицеры, а не лить слезы по кораблю! Сколько их после войны новых построить можно!