Испытание на прочность

Князь Горчаков терпеливо дождался предсказанного Ардатовым ослабления вражеского огня и отбыл из города уже затемно. Артиллеристы Пелисье полностью прекратили огонь, и впервые за все время обстрела над городом повисла продолжительная тишина.

По лицу командующего было трудно определить, доволен ли он исполнением предсказания графа или нет. Добившись согласия Ардатова на сооружение моста, Горчаков был поглощен исполнением этого замысла.

Хорошо изучив повадки генерал-адъютанта, Михаил Павлович был полностью уверен, что с момента сооружения моста тот не будет особенно драться за южную часть Севастополя. Князь не был предателем или изменником русскому делу. Просто он твердо держался своего плана, предусматривавшего переход войск на Северную сторону и принуждение противника к штурму русских позиций на Мекензиевых горах.

Сам план по своей сути был неплох, но его исполнение перечеркнуло бы судьбу кораблей Черноморского флота, стоявших в севастопольской гавани. Для Горчакова они уже не имели никакой ценности, и самым лучшим вариантом было их затопление. С этим планом было много согласных, как в Бахчисарае, так и в Петербурге. И даже в самом Севастополе. Однако с ним был совершенно не согласен граф Ардатов, у которого на этот флот были свои далеко идущие планы.

Горчаков хорошо понимал намерения Михаил Павловича и, согласно договоренности, не собирался ему мешать. Генерал справедливо полагал, что в случае успеха победная чаша не минует и его самого, как это уже дважды было ранее. Поэтому, покидая Севастополь, он только спросил Ардатова так, что его вопрос мог понять лишь посвященный:

– Значит, Бородино?

– Скорее всего.

– Останешься?

– Нет. Мое главное дело там, а здесь пускай трудятся Хрулев и Геннерих. Я им полностью доверяю.

Князь помолчал некоторое время, а потом, глубоко вздохнув, тихо, но внятно сказал:

– Да поможет тебе Господь, Михаил.

Больше не было сказано ни одного слова, да и к чему было что-либо говорить? Каждый из этих двух людей уже давно все для себя решил.

После 20 августа обстрел русских позиций не прекратился, но велся очень вяло, словно противник развлекался, причиняя мелкий вред севастопольцам, ведущим восстановительные работы. Это объяснялось тем, что запасы пороха за эти четыре дня обстрела у французов значительно сократились, и Пелисье ждал прибытия из Стамбула очередного транспорта с боеприпасами.

Но если артиллеристы неприятеля стреляли вяло, то пехота развила бурную деятельность, приближая свои траншеи к русским укреплениям. При этом действовали союзники в разных направлениях. Если у французов основными целями сближения были Малахов курган, Второй, Третий и Шестой бастионы, то англичане трудились исключительно вокруг Четвертого бастиона и Язоновского редута. Русские охотники, как могли, старались мешать земельным работам противника, но благодаря численному превосходству неприятеля расстояние между позициями с каждым днем уменьшалось.

Наступил сентябрь, французские траншеи почти вплотную приблизились к внешнему рву Малахова кургана. Только сорок метров разделяло противоборствующие стороны, которые свободно обменивались между собой ружейной стрельбой.

В ночь на 2 сентября французы попытались занять многочисленные завалы, преграждавшие свободный подход императорской пехоты к русским позициям. Всю ночь шла яростная борьба между русскими охотниками и французскими пехотинцами, и в результате большая часть заграждений осталась в руках защитников Севастополя.

Пелисье очень хотел приурочить взятие Севастополя к 7 сентября, очередной годовщине Бородинской битвы, и сделать тем самым достойный подарок для своего императора. Однако задержка пороха из Константинополя поставила жирный крест на этих планах «африканца». Как ни топал яростно своими ногами генерал, как ни обрушивал гневную брань на головы «неповоротливых турок», новый обстрел русских позиций его армия смогла начать только 5 сентября.

В этот день, собрав все свои силы в единый кулак, противник со всего маху ударил по защитникам Севастополя ровно в пять часов утра. В один миг мирно спящий город буквально утонул в огромном облаке дыма, образовавшемся от пушечных выстрелов и разрывов вражеских бомб. Взошедшее на горизонте солнце порой не могло полностью пробиться сквозь эту ужасную пелену, и тогда Севастополь погружался в гнетущую темноту.

Громовые залпы первых отдельных выстрелов быстро сменялись беспрерывным гулом орудий, который продолжался дальше с неослабевающей силой. Вначале огонь осадных батарей был обращен преимущественно на Городскую сторону, против Четвертого и Пятого бастионов. Вражеская бомбардировка продлилась до двух часов дня, после чего неприятель сосредоточил свой огонь на левом фланге севастопольской обороны, ударяя главным образом по Малахову кургану и по Второму бастиону.