В чащобе, которая и днем скрывала все живое, Василий остановился, бросил Анину кацавейку на землю, опустился на нее, потянул за собой и Аню.
— Климушка, — ей нравилось это имя, — дорогой мой, как я люблю тебя. И там, вдалеке от тебя, всей душой и мыслями буду с тобой...
Незаметно подкралось время Василию уходить, но им никак не хотелось расставаться.
— Климушка, дорогой. Иди, — сказала Аня. И не отпуская его, рванула на блузке пуговицу — выхватила ее с «мясом» и протянула Василию.
— Ты это чего? — удивленно спросил Василий.
— На память... Чтобы не забыл.
— Чтобы не забыл? — тепло улыбнувшись, повторил Василий. — Эх ты! Да разве можно тебя забыть? Нет! Мы, Анюта, соединены навечно. — Василий обнял ее, и так, прижавшись друг к другу, они пошагали стежкой дремлющего леса. Расстались около берез-сестер.
Здесь Аня стояла до тех пор, пока совсем не стихло похрустывание валежника. Потом вернулась на то место, где они сидели недавно, и опустилась на землю. Здесь на рассвете и нашла ее Лида.
— Маша! Побежали! — Она показала в сторону шалашей и схватила Аню за руку. У шалашей Лида показала на крону старой березы и, долго не раздумывая, подпрыгнула, цепко ухватилась за сук, подтянулась и, взобравшись на него, протянула руку Ане. Аня, подобно Лиде, подскочила и мигом оказалась рядом с ней. Они залезли на самую верхушку дерева и, усевшись поудобней, стали рассматривать, что делается на болоте и за ним.
Над болотом, которому не было ни конца ни края, висела тишина.
Но там, далеко-далеко, где лес, сливаясь с небом, тонул в синеватой дымке утра, вдруг заклубились черные шапки взрывов, закрывая собою горизонт, а через несколько секунд докатился глухой гул канонады, встревоживший аистов.
— Видишь? — Аня, радуясь, что в этом грохоте есть и их доля ратного подвига, задорно смотрела на Лиду.
— Вижу!
— Здорово?
— Здорово!
— Девчата! — окликнула их внезапно появившаяся Вера. — Сейчас же слезайте!
— Тсс, — Аня приложила палец к губам и показала рукой туда, откуда доносился грохот канонады.
Вера прислушалась, и ее лицо засияло радостью.
Девушки спустились с березы и наперегонки побежали за Верой. Как только Аня выбежала на заветную стежку, так сразу же в ее памяти воскресла прошедшая ночь, и ее неудержимо потянуло к Василию.
«Почему? Почему я не могу быть с ним?..» Это «почему» полностью овладело ее сознанием, разумом и волей. И Аня вопреки всему, что говорила Вера, решила пойти к Михаилу Макаровичу и доказать ему, что ей в поселке ничто не угрожает и что она будет полезнее, чем Лида.
Вера нагнала ее уже в чащобе.
— Ты это куда?
— Никуда, — дерзко ответила Аня.
— А все же?
— Отстань. И без тебя тошно.
— Тошно? — строго глядела на нее Вера. — А ну-ка сядь! — Она усадила Аню на ствол срубленной сосны и сама села рядом. — Тоскуешь?
— Хочу остаться здесь, с ним...
Вера всем сердцем понимала состояние подруги и насколько могла душевно ответила:
— Это, милая моя Анечка, невозможно...
— Почему? — готовая расплакаться, перебила ее Аня. — Почему? Ведь мы все знаем — и работу, и врага, и его части, наших людей... и предателей. Наконец, мы любим друг друга и жить друг без друга не можем. Случись с ним что-то страшное, я и дня не проживу. Понимаешь? Не проживу...
— Все, все, дорогая моя, прекрасно понимаю. И я за то, чтобы оставить тебя здесь. Но ведь нет даже минимальной гарантии, что тебя сразу не схватят гестаповцы.
— Не схватят.
— Да? Но ты же в гестапо на учете. У них и фотокарточка твоя есть, где ты заснята в анфас и в профиль. И как только ты там появишься, тебя сразу схватят.
Но как Вера ни разубеждала ее, Аня стояла на своем:
— Все! Ясно. Ясно, что ты не понимаешь и не хочешь понять моих чувств к Василию... Одного желаю тебе, Вера, чтобы ты не испытала то, что сейчас переживаю я... — Аня поднесла к глазам носовой платок и, вздрагивая плечами, с трудом пошагала в сторону своего шалаша. Там она рухнула на хворостяную постель и замерла. Но пролежала так недолго. Вдруг подхватилась и побежала к шалашу Михаила Макаровича. Тот как раз выходил из шалаша. С ним был Борисов.
— Маша! Что с тобой? — Михаил Макарович шагнул ей навстречу и усадил на пенек. — На тебе лица нет.
— Михаил Макарович, дорогой мой отец, что хотите со мной делайте, но я не могу... — Губы ее задергались, глаза затуманились. — Сергей Иванович, — еле сдерживая себя, повернулась она к Борисову, — вы здесь самый главный партийный начальник. Заступитесь за меня.
— Над тобой, Машенька, я не начальник, начальник он, — Борисов кивнул в сторону Михаила Макаровича, — в ваших делах я не властен. Но заступиться могу. Так что же я должен сделать?
— Я люблю его и без него жить не могу, — стыдливо прошептала Аня.
— Кого?
— Клима.
— Клима? Да это ж прекрасно. Любите друг друга и будьте счастливы.
— Мы любим и счастливы. Но нас разлучают, — с большой болью она выдавила эти слова.
— Он? — Борисов, улыбаясь, посмотрел на Михаила Макаровича.
— Он, — чуть слышно промолвила Аня.