— Только вот не надо этого «О,
— От чего я не могу отказаться? — взвилась я. — От «буржуазного комфорта»? От «рабской покорности домохозяйки»? От «потребности чтить традиционные американские ценности»? Я бы бросила этот город,
— Не надо прикрываться сыном.
— Джеффри — не прикрытие. Ты понятия не имеешь, что значит быть родителем. Какой бы обузой ни казались тебе дети, ты выцарапаешь глаза любому, кто попытается забрать их у тебя. Я никогда этого не понимала, пока сама не стала мамой…
—
— А ты жестокий.
— Только потому, что хочу вырвать тебя из этого состояния самоуспокоенности…
— Кто тебе сказал, что я самоуспокоилась?
— Тебе грозит это, если ты останешься здесь. В то время как я могу предложить…
— Я знаю, что ты можешь предложить. Романтику, страсть, приключения и прочие высокие материи. Неужели ты думаешь, что мне этого не хочется? Неужели ты думаешь, что я не хочу сбежать отсюда? Но чтобы осуществить это, я должна буду оставить своего сына. А я не могу, да и не сделаю этого
— Тогда тебе до конца дней играть эту идиотскую роль. Милой женушки доктора.
Я оцепенела:
— Ты не можешь этого знать…
— Люди не меняются, — сказал он.
— Ты максималист?
— Послушай, с чего ты так взвилась? Только не говори, что я задел тебя за живое!
Я поднялась с матраса и начала одеваться:
— Ты всегда такой говнюк?
— А ты всегда так обижаешься на правду?
— Ты не правду говоришь, ты несешь бред и выдаешь его за правду.
— Я выражаю свое личное мнение.
— Да, ты прав, — сказала я, натягивая джинсы. — А хочешь знать
— Когда мы занимались сексом, в это трудно было поверить.
Я в упор посмотрела на него:
— Да, для тебя это был всего лишь секс.
— Хорошо, а для тебя что это было? Любовь?
Последнее слово он произнес с таким презрением, что мне захотелось провалиться сквозь землю. Я промолчала. Просто продолжала одеваться под его насмешливым взглядом.
Приведя себя в порядок, я сказала:
— А теперь мне надо идти за Джеффом.
— И…
— С удовольствием отвезу тебя сегодня вечером в Льюистон. Там есть автовокзал «Грейхаунд».
— Ты выгоняешь меня?
— Просто прошу уехать.
— Все из-за того, что я предложил тебе бежать со мной?
— Не в этом дело…
— Хорошо, значит, из-за того, что я имел наглость поставить под сомнение твои жизненные принципы… посчитал тебя достаточно интересным человеком, с которым можно попытаться связать свою жизнь. И что я получаю в ответ? Ты взрываешься, заявляешь, что я говнюк, и гонишь меня. Может, я этого заслуживаю, не спорю, потому что мой стиль — это вечная конфронтация. Но если речь идет о революционных изменениях — неважно, в политике или в личной жизни, — одно я знаю наверняка: иногда нужно крепко ударить, чтобы человек встряхнулся.
— Меня не надо встряхивать.
— А я считаю, что надо. Но послушай, мне кажется, я говорю тебе то, что ты сама себе говорила десятки раз, и поэтому ты бросаешься на меня как на проводника твоих же идей. Но прежде чем ты опять сорвешься, скажу, что тебе вовсе не обязательно везти меня в Льюистон. Я соберу свои вещи и отправлюсь автостопом. К тому времени, как ты вернешься, меня здесь уже не будет.
— Прекрасно, — сказала я и направилась к двери.
Уже у порога я вдруг остановилась и обернулась.
— Останься до утра, — попросила я.
— Зачем?
— Чтобы я могла подумать.
Спустившись вниз, я намеренно прошла мимо кабинета врача — проверить реакцию медсестры Басс. Она, как всегда, сидела за столом в приемной. Завидев меня, она подняла голову, сухо поприветствовала привычным кивком и снова уткнулась в «Ридерз дайджест». В ее лице не было и намека на то, что она что-то слышала, пока мы с Тоби были наверху. Я шла к ее дому, стараясь успокоиться, разобраться в вихре мыслей и страхов, который кружил мне голову. Конечно, я была полной дурой, что накинулась на Тоби, — ведь, по сути, он сказал правду. Я действительно чувствовала себя в западне. Чувствовала себя связанной по рукам и ногам. Чувствовала себя нелюбимой — и отчетливо сознавала, что только я одна виновата в том, что оказалась в том месте, где никогда не хотела бы оказаться. В то же время мне льстило, меня