Испытание правдой

Зазвонил сотовый. Это был Дэн. Его голос звучал напряженно.

— Привет, это я. Джефф связался с тобой?

— Дэн, дорогой, мои слова полностью переврали. Клянусь, я никогда не говорила, что мы были плохими родителями. И этот журналист, мерзавец, исказил мои слова об аборте…

— Теперь это не имеет значения, — сухо произнес он.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ущерб уже нанесен.

— Дэн, он воспользовался моими словами и…

— Сегодня с утра в моем офисе надрывается телефон — звонят из новостных агентств и с телевидения, все жаждут взять интервью. И дома на автоответчике уже штук пятнадцать сообщений от этих чертовых журналистов, которым не терпится сунуть нос в нашу жизнь и поговорить о нашей бедной безумной дочери, которая, может, убита, а может, и нет, своим любовником-доктором, а словоохотливая мамаша благословила ее на аборт, да и вообще призналась, что плохо ее воспитывала.

Заканчивал Дэн свою длинную фразу уже на взводе. Я молчала какое-то время, и телефон дрожал у меня в руке.

— Ты меня слышишь, Ханна? — спросил он.

— Да И не делай из меня козла отпущения.

— Какого черта ты не рассказала мне про этот комментарий насчет аборта?

— Я пыталась, но тебе было неинтересно…

— Только не надо опять перекладывать с больной головы на здоровую…

— Опять

? Что ты хочешь этим сказать? У меня нет привычки перекладывать с больной…

— Да ты просто отказываешься отвечать за свои поступки!

— И когда такое было?

— Сейчас, например.

— Дэн, повторяю: я пыталась рассказать тебе, что интервью прошло очень плохо. Ты пропустил мои слова мимо ушей…

— Не выкручивайся, Ханна…

— Если бы ты не был таким трусом, черт возьми, и не свалил на меня это интервью…

— Пошла ты к черту, — рявкнул он и повесил трубку.

Я села за стол, обхватила голову руками, не зная, что делать дальше. Снова зазвонил сотовый.

— Миссис Бакэн, здесь Руди Уоррен из «Нэшнл инкуайрер»…

— Мне нечего вам сказать, — ответила я и захлопнула крышку телефона. Зато ожил телефонный аппарат на моем столе. Я с ходу крикнула в трубку: — Вы можете перезвонить позже?

— Э… хорошо, но я надеялся увидеть вас сейчас, Ханна, — произнес голос, слишком хорошо мне знакомый. Это был директор школы, мистер Эндрюс.

— Прошу прощения, мистер Эндрюс… у меня ужасное утро.

— Могу представить. Если я не вовремя…

— Нет, сэр, я свободна.

— Тогда не возражаете зайти ко мне в кабинет? Я вас надолго не задержу.

Карл Эндрюс был из тех, с кем всегда чувствуешь себя неуютно. Бывший морской пехотинец, он втайне гордился железной дисциплиной, которую установил в школе, и был известен как руководитель одного из самых строгих учебных заведений штата Мэн. Ослушание было недопустимо — хотя, конечно, это правило регулярно нарушалось, — и Эндрюс держал дистанцию с подчиненными. Он — командир, мы — рядовые солдаты, для нас он был «мистер Эндрюс» или «сэр». Никакой фамильярности. В то же время, при всей строгости протокола, ему удавалось быть абсолютно честным и справедливым ко всем нам, и случалось, он даже защищал своих сотрудников.

Я шла по коридору к его кабинету, надеясь на то, что и сейчас он проявит свойственную ему порядочность. Потому что знала, зачем он вызывает меня к себе.

Он сидел за большим металлическим столом. Его кабинет был обставлен весьма скромно, в углу стоял американский флаг, на стене висели в рамках почетное удостоверение об увольнении из Военно-морских сил и диплом университета Мэна, а также фотография, запечатлевшая момент присвоения ему губернатором звания «Учитель года», состоявшегося несколько лет назад. На столе перед директором лежал утренний номер газеты «Бостон геральд».

Он приветствовал меня кивком головы и жестом указал на стул.

— Прежде всего я хочу выразить вам свое сочувствие по поводу исчезновения вашей дочери. Не важно, сколько лет ребенку, для вас это всегда ваш ребенок, и горе, конечно, огромное. Я хочу, чтобы вы знали, что в это трудное для вас время вы целиком и полностью можете рассчитывать на поддержку школы. Если вам нужно взять несколько дней выходных…

— Это очень любезно с вашей стороны, сэр, — сказала я, — но я бы предпочла продолжить работу.

— Понимаю, — сказал он. — Теперь я должен прояснить с вами некоторые моменты. Первое — это внимание со сторонысредств массовой информации. Сегодня утром школа уже получила семь звонков от журналистов самых разных изданий, которые просили дать комментарии о вас, о ваших профессиональных качествах… и считаем ли мы, что вы правильно воспитывали своих детей, поскольку некоторые репортеры уже выяснили, что и Лиззи, и Джефф учились в нашей школе. Я выпустил заявление для прессы — очень простое и прямолинейное — и собираюсь разослать меморандум всему школьному персоналу о запрете на любые контакты с прессой, а при наличии таковых — о немедленном информировании миссис Айвенс. Вот текст моего заявления.