Испытание правдой

Странно, но ни один из этих звонков не подкосил меня, потому что ничего хорошего я и не ждала. А когда получаешь ровно то, чего ожидаешь…

В очередной раз прочувствовать на себе враждебный настрой со стороны местных жителей мне пришлось, когда я позвонила стекольщику из Фалмута, чтобы тот починил разбитое окно. Фил Пост, по совместительству и местный плотник, много лет помогал нам по хозяйству. Но, услышав мой голос по телефону, он сразу переменил тон и сказал, что сегодня очень занят.

— Хорошо, может, завтра? — спросила я.

— Завтра я тоже буду занят, — ответил он.

— Послезавтра?

— По правде говоря, миссис Бакэн, мне сейчас не нужна работа.

— То есть ты хочешь сказать, что тебе не нужна работа от меня, — уточнила я.

— Что-то вроде того, — согласился он и добавил: — Я тороплюсь. — После чего повесил трубку.

Я воспользовалась справочником «Желтые страницы» и позвонила стекольщику, который оказался свободен и, похоже, совсем не смутился, когда я назвала ему свое имя и адрес. Возможно, он просто не читал газет и слушал только радиостанции классического рока, которые не передавали выпуски новостей. Когда я спросила, не посоветует ли он кого-то из маляров, поскольку мне нужно перекрасить входную дверь, он сказал, что сам выполняет такую работу.

— Я на все руки мастер, — рассмеялся он. — Ждите меня через пару часов.

Мне очень хотелось поговорить с кем-то, кого можно было назвать другом. Поэтому я позвонила Алисе Армстронг.

— О, привет, — очень нервно воскликнула она.

— Я так рада слышать твой голос. Ты не представляешь, что у меня сейчас творится.

— Как же, я ведь читаю газеты, — сказала она. — И видела тебя по телевизору.

— Может, ты слышала и то, что Дэн бросил меня? И что меня выгнали из школы? Или в наших джунглях еще не расползлись сплетни…

— Знаешь, Ханна, сейчас не самый удачный момент для разговора. Можно, я перезвоню тебе позже?

— Ах да, конечно. Просто… мне сейчас действительно одиноко. И если ты свободна сегодня вечером, чтобы поужинать со мной…

— Нет, я занята, — сказала она. — Все, мне пора.

И она нажала отбой.

Вот это я уже отказывалась понимать. Алиса была, пожалуй, самой левой из всех, кого я знала, и уж она должна была бы первой позвонить мне, когда Тобиас Джадсон выпустил в меня свои неоконсерваторские стрелы. Возможно, я и впрямь позвонила ей не вовремя. А может, она была не одна и рядом были люди, при которых ей было неловко выражать мне поддержку.

На самом деле я хотела расспросить Алису об адвокатах, которые занимались уголовными делами (она знала всех в Портленде). Но неожиданно на выручку пришел отец. Я позвонила ему сразу после разговора с Алисой и все ему рассказала. Он был так возмущен, особенно Дэном.

— Одно дело — валять дурака, совсем другое — бросить жену, когда она в беде. Это трусость, но в глубине души он и сам знает.

— Слабое утешение.

— Все как с цепи сорвались. Можно подумать, что ты помогла бежать Усаме бен Ладену.

— Теперь привязались к этой фразе, которую я бросила репортеру, о том, что не хочу просить прощения. Но как я уже объяснила в интервью для «Глоб»…

— Я читал, что ты готова попросить прощения только у своей семьи, и я полностью с тобой согласен. Это было хорошее интервью. Ты держалась молодцом.

— Я рада, что ты так думаешь. Потому что, как говорят твой внук и невестка… — И я рассказала, что мне запретили видеться с внуками.

— Это не навсегда.

— Не обольщайся, — сказала я. — Джефф безжалостный и неумолимый, особенно по отношению к своей матери.

— Я мог бы попытаться с ним поговорить, но боюсь, он считает меня главным Троцким в нашей семье.

— С Шэннон еще хуже. Для нее все мы — убийцы младенцев в зародыше. А теперь, после того, что открылось в моем прошлом, да и всей этой мерзости про тебя…

— Тебя до сих пор волнует эта, как ты ее называешь, «мерзость»?

— Столько лет прошло…

— Ответь на вопрос, — мягко произнес он.

— В то время меня это волновало, конечно. Мне было неприятно, что ты изменяешь маме, хотя даже тогда я понимала, что так уж устроены ваши отношения. В глубине души я готова признать, что мама была права насчет меня — я всегда была консерватором. И за исключением того единственного эпизода с Джадсоном…

— Я вовсе не хочу об этом знать, Ханна. Для меня это, в сущности, ничего не меняет. Даже если бы у тебя был любовник все эти тридцать лет…

— Если бы…

Он рассмеялся:

— Что ж, даже в этом случае мои чувства к тебе не изменились бы, и я все равно видел бы в тебе замечательного человека.

— Вряд ли меня можно назвать замечательной, отец. Я не писала книг и не прославилась своими выступлениями против правительства. Я жила тихой, скромной жизнью. Не такой уж плохой вплоть до недавнего времени, но тем не менее заурядной. И когда она закончится лет через двадцать — тридцать, кто вспомнит о том, что я вообще была на этом свете? Тебя уже не будет. Дэн к тому времени окончательно вычеркнет меня из памяти. Как и Джефф. И его дети, которые даже не успели привыкнуть ко мне. А Лиззи…