Испытание правдой

Я почувствовала, как слезы закипают в глазах и дрожит голос. На меня вдруг накатила страшная усталость, и я подумала, что все-таки не выдержу и сломаюсь. Но какая-то крупица разума остановила рвавшийся наружу поток эмоций.

— Ханна, прекрати, — сказал отец — Сейчас и без того полно желающих тебя попинать. Не облегчай им жизнь. Потому что, если тебе интересно мое мнение, ты не сделала ничего плохого…

— О, прошу тебя…

— Ничего… и поверь, если бы это было не так, я бы первый сказал тебе об этом.

Нет, не сказал бы. Отец никогда и ни за что не осуждал меня. И это было одним из его многочисленных достоинств. Сейчас, вслушиваясь в его далекий голос, я могла думать только о том, как мне повезло, что он рядом со мной… и что он всегда будет защищать меня, что бы ни случилось.

— А теперь, если не возражаешь, отеческий совет: каким бы ни было твое следующее интервью, думаю, неплохо бы сказать, что ты уже покаялась перед теми, кто тебе дорог, а то, что тебя загнали в угол и заставили совершить противоправные действия, не заслуживает покаяния перед нацией. И еще я знаю одного адвоката в окрестностях Портленда, которого могло бы заинтересовать твое дело. Ты когда-нибудь слышала имя Грега Толлмена?

— Кто же в Портленде не знает Грега Толлмена? — сказала я.

Это был стареющий адвокат, известный радикал конца пятидесятых; в свое время он доставил правительству немало головной боли, организовав кампанию в защиту природы и против загрязнения окружающей среды крупными корпорациями, ведущими лесоразработки в заповедных лесах северного Мэна. Сказать, что Грег Толлмен вызвал раскол в общественном мнении, — значит ничего не сказать. В кругах местных экологов и левых активистов штата Мэн он слыл героем. Для всего остального штата он был старомодным смутьяном-шестидесятником.

— Если он возьмется за мое дело, — сказала я, — это вызовет много разговоров в городе. Но поскольку обо мне и так разговоров хватает…

— Я сейчас же позвоню ему. И как бы мне ни хотелось предложить тебе убежище здесь, в Берлингтоне, я действительно считаю, что ты должна остаться в Портленде — просто чтобы доказать этим ублюдкам, что им тебя не запугать.

Через час явился стекольщик — тихий, немногословный парень по имени Брендан Форман, который, увидев написанное на двери слово «ПРЕДАТЕЛЬ», сказал:

— Хорошо, что у меня нет таких соседей, как у вас.

К середине дня он удалил все следы граффити и заменил стекло в разбитом окне. Когда я выписала ему чек на триста долларов и поблагодарила за скорый приезд, он сказал;

— Если они вернутся и опять напишут что-нибудь отвратительное на двери, позвоните мне, и я все сделаю за полцены. Я не верю в то, что человека можно запугать… тем более что речь идет о делах давно минувших дней.

Хитро подмигнув мне, он ушел.

Эта встреча воодушевила меня. Как и телефонный звонок от Грега Толлмена. Он звонил из столицы штата, Аугусты, где участвовал в процессе в Верховном суде Мэна.

— Великие умы думают одинаково, — сказал он. — Я внимательно слежу за тем, что происходит с вами, и все ломаю голову, почему же вы не воспользуетесь услугами адвоката. Знаете, в середине шестидесятых я был студентом Вермонтского университета, и ваш отец был моим наставником… так что мы с ним давно вместе. Я тут застрял в Аугусте, но планирую вернуться завтра к обеду. Может, вы подъедете ко мне в офис во второй половине дня? Скажем, часа в четыре? Вот мой сотовый телефон, и если вдруг что-то случится до этого времени… мало ли, федералы явятся к вам домой с ордером на арест или еще что… немедленно звоните мне, и я тут же примчусь. А так до завтра.

Ближе к вечеру я съездила в местный большой супермаркет, где никто не остановил меня в дверях и не сказал, что вход воспрещен. Возвращаясь домой, я мысленно готовилась увидеть очередное граффити на двери, но потом решила, что никто не станет хулиганить при свете дня. И не ошиблась. В доме было тихо.

Пока снова не зазвонил телефон.

— Ханна, дорогая, это я, — услышала я голос Марджи. — И у меня для тебя такие новости!

— Хорошие? — спросила я.

— Интересные.

Ты когда-нибудь слышала про Хосе Джулиа?

— Конечно, это ведущий ток-шоу, из правых.

— Ну, правый — это слишком громко сказано. Он настоящий либертарианец: правительство, вон из нашей жизни; ничего не имею против сигарет: до тех пор, пока не дымят мне в лицо… в определенной степени и республиканец, конечно. Но зато он не приемлет пуританства и часто признается, что он атеист… Как ты, наверное, знаешь, у него огромная аудитория… главным образом из-за его скандальных сюжетов…

— Он ведь, кажется, интересовался исчезновением Лиззи?

— Конечно. А знаешь почему?

— Женатый звездный доктор, возможно, причастен к исчезновению своей любовницы, инвестиционной банкирши…