Испытание Ричарда Феверела

Миссис Берри была разбужена необычным неутихающим плачем ребенка, означавшим, что возле него никого нет, постучала в комнату Люси и, после того как никто не ответил на ее стук, решилась войти. Люси сидела на полу, без чувств; на коленях у нее плакал ребенок; она взяла его спящего и кинулась вслед за мужем, решив, что при виде их он еще, может быть, в последнюю минуту одумается, и тут потеряла сознание.

— Боже ты мой! Да что же это такое! — запричитала миссис Берри. — А я-то думала, что им теперь так хорошо!

Согревая и лаская несчастное дитя, она понемногу привела Люси в чувство, и та рассказала ей, как все было.

— Беги скорее к его отцу, — вскричала миссис Берри. — Вот так так! Вот так так! Беги скорее, милая, и всех коней Рейнема пошлют за ним вдогонку. Вот что с нами вытворяют мужчины! Вот тебе и на! Вот тебе и на! Или возьми на руки малыша, а побегу я.

Но баронет сам постучал к ним в дверь.

— Что случилось? — спросил он. — Я услыхал шум, и кто-то сбегал вниз по лестнице.

— Это мистер Ричард уехал от нас, сэр Остин! Бросил жену и ребенка! Господи боже мой! Горе-то какое! — миссис Берри залилась слезами и сквозь слезы что-то напевала малютке, тот отчаянно кричал, а Люси, рыдая, взяла его на руки и принялась баюкать, не разжимая губ и обливая его слезами. И если ученый гуманист до конца своих дней не будет помнить этой картины — двух несчастных плачущих женщин, старающихся утешить и убаюкать ребенка, то это будет означать, что в сердце его не осталось человеческих чувств.

В Рейнеме в эту ночь не спали.

ГЛАВА XLV

Леди Блендиш — Остину Вентворту

Испытание его окончено. Я только что вышла из его комнаты и видела, как он перенес самое тяжкое из всего, что случилось. Вряд ли я смогу сколько-нибудь вразумительно об этом написать, но я постараюсь рассказать все, как было.

Спустя два дня после той ужасной ночи, когда он от нас уехал, отец его узнал об этом от Ралфа Мортона. Ричард дрался во Франции на дуэли с лордом Маунтфоконом. И теперь лежал раненый где-то в прибрежной деревушке. Отец его сразу же поехал туда вместе с его бедной женой, и я последовала за ними вместе с его теткою и его маленьким сыном. Рана оказалась неопасной. Нуля пробила ему бок, но не повредила внутренних органов. Мы были уверены, что все обойдется. О, до чего же мне противны теории и Системы, и все, что выдумывают мужчины! Сын его лежал чуть ли не при смерти, а человек этот все еще отказывался признать себя виновником случившегося. Я не могла видеть этой его сдержанности. До самой могилы мне теперь будет ненавистно само слово «наука». Я хочу иметь дело с простыми, не претендующими ни на что людьми, и больше ни с кем!

Его привезли в какую-то жалкую вонючую французскую таверну, где мы живем еще и сейчас, и люди здесь делают все, что только в их силах, чтобы вознаградить нас своей добротой за все претерпеваемые нами неудобства. Французские бедняки проявляют большое участие к тем, кто терпит страдание. Я вправе это утверждать. Врачи не позволили его бедной Люси к нему приближаться. Она сидела за дверью, и никто из нас не решался ее тревожить. Это было назидательно для науки. Ухаживать за ним разрешалось только его отцу, мне и миссис Берри, и всякий раз, выходя от него, мы видели ее сидевшей там и молчавшей — ей было сказано, что всякий разговор с нею может оказаться опасным для его жизни, — но во взгляде ее была какая-то страшная сосредоточенность. Это был взгляд, какой, по-моему, бывает у безумных. Я была уверена, что она сходит с ума. Мы делали все, что могли, чтобы устроить ее поудобнее. Для нее соорудили кровать и еду приносили туда. Разумеется, заставить ее есть никак не удавалось. Как, по-вашему, что вызывало тревогу в нем? Он мне это сам и сказал, но у меня не хватает терпения привести здесь все сказанные им по этому поводу слова. Он осуждал ее за то, что она не сумела совладать с собой, для того чтобы исполнять свои материнские обязанности. Он намеревался настаивать на том, чтобы она сделала над собой усилие и продолжала кормить ребенка. Миссис Берри я буду любить до конца моих дней. Я серьезно думаю, что эта женщина в два раза умнее любого из нас — наука там или не наука. Она прямо спросила его, неужели он решил отравить ребенка, и тогда только он уступил, но остался всем этим недоволен.

Бедняга! Может быть, я чересчур к нему строга. Мне вспоминаются ваши слова о том, что Ричард поступил дурно. Что ж, может быть, это и так, но отец затмил его, поступив еще более дурно — совершив преступление или что-то, что может быть приравнено к преступлению; если он и обманывал себя, полагая, что поступает справедливо, разлучая мужа с женой и подвергая сына искушениям, как он это сделал, я могу только сказать, что существуют на свете люди, которые хуже тех, кто обдуманно совершает преступления. Не приходится сомневаться, что наука от этого выиграет. Ведь именно ради науки людям позволено убивать маленьких животных.