Испытание Ричарда Феверела

Теперь наступил, — сэр Остин так это и записал, — магнетический возраст: возраст неистовых увлечений, когда услышать одно упоминание о любви становится опасным, а увидеть ее самое означает заразиться этим недугом. Все живущие в Рейнеме были на этот счет предупреждены баронетом, и мудрость его, которую все за ним признавали, подверглась жестокой переоценке, как только Люди узнали о том, к каким мерам воздействия он нашел возможным прибегнуть, распространив эти меры не только на дворецкого и экономку, но и на прочих слуг, и все это для того, чтобы сыну его нигде не случилось увидать ни малейшего проявления страсти. Говорили, что он даже рассчитал двух горничных и лакея из-за того, что, как ему доложил грузный Бенсон, они то ли поддались этому запретному чувству, то ли были близки к тому, чтобы поддаться. По этому случаю кухарка и доильщица сами попросили их рассчитать, заявив, что «не надо им никаких молодых парней, но терпеть, чтобы порядочных девушек выслеживал этот старый хрыч — имея в виду грузного дворецкого — это уж чересчур для сердца истой христианки». И тут они допустили нескромность: они позволили себе вспомнить о неудачной семейной жизни самого Бенсона и намекнуть на то, что иногда люди как-никак и получают по заслугам. Соглядатайство Бенсона сделалось до того невыносимым, что Рейнем, может быть, вообще остался бы без женской прислуги, если бы в дело не вмешался Адриен, обративший внимание баронета на то, каким опасным оружием потрясает его дворецкий. Узнав об этом, сэр Остин помрачнел.

— Это лишний раз подтверждает, что с женщинами в доме невозможно соблюсти никакого порядка! — вразумительно и едко заметил он. — Кстати, я ничего им не запрещаю, — добавил баронет. — Я думаю, что достаточно справедлив; я и не собираюсь заставлять их противиться своей природе. Все, о чем я прошу их, это быть сдержанными.

— Ах вот оно что! — воскликнул сам на удивление сдержанный Адриен.

— Чтобы они не бродили здесь парочками, — продолжал баронет, — чтобы не целовались на людях. Такого бесстыдства ни один мальчик не должен видеть. Когда мужчина и женщина оказываются вместе, они глупеют; а когда они хорошо питаются, не получили никакого воспитания и мало заняты, это вполне естественно. Пусть же знают, что я требую только одного — сдержанности.

В соответствии с этим сдержанности было предписано водвориться в Рейнеме. Под умелым попечительством Адриена даже наиболее хорошенькие служанки усвоили эту добродетель.

Равным образом проявлять сдержанность было предписано всем, жившим в доме. Ранее не обращавший внимания на безнадежную влюбленность лобернского викария сэр Остин теперь потребовал, чтобы миссис Дорайя запретила ему бывать в Рейнеме или, по крайней мере, не поощряла его посещений, ибо человек этот только и делал, что вздыхал и томился в тоске.

— Право же, Остин, — воскликнула миссис Дорайя, пораженная тем, что брат ее оказался еще более подозрителен, чем она могла думать, — я ведь никогда не давала ему ни малейшего повода на что-то надеяться.

— В таком случае пусть он это поймет, — ответил баронет, — пусть он это поймет.

— Человек этот меня развлекает, — сказала миссис Дорайя. — Знаешь, у нас, у существ низшего порядка, здесь не так-то уж много развлечений. Должна признаться, слушать шарманку мне было бы, наверно, приятнее; она напомнила бы мне город и оперу; к тому же ведь она не будет играть все время одну и ту же мелодию. Но как бы там ни было, если ты находишь, что мое общество плохо на него действует, я готова его больше не принимать.