Испытание Ричарда Феверела

— Оказывается, это вы, Бенсон, имели наглость стать соглядатаем этих таинств? — в свою очередь сказал Адриен и, подойдя к нему совсем близко, добавил: — Вид у вас такой, будто вас изрядно помолотили.

— Ужасно это все, верно ведь, сэр? — просопел Бенсон. — И главное, батюшка его ничего не знает, мистер Адриен!

— Не беспокойся, Бенсон, он все узнает! Он узнает, какой опасности вы подвергли ваши драгоценные телеса, стараясь ему услужить. Случись мастеру Ричарду вас обнаружить, я за последствия не ручаюсь.

— Как бы не так, — злорадно возразил Бенсон. — Не должно это продолжаться, мистер Адриен. Никогда этому не бывать. Завтра же мы со всем этим порешим, сэр. Это совращение такого благородного юноши, как он; сущий разврат, вот что это такое. Я бы плетьми отстегал эту шлюху, что ввергает в такое непотребство невинного, вот что, сэр!

— Что же ты тогда сам не положил этому конец, Бенсон? Ага, понимаю, ты выжидал… а, спрашивается, чего? Стало быть, не в первый раз ты сопутствуешь Аполлону и мисс Дриопе? Ты что, уже сообщил об этом в главный штаб?

— Я исполнил свой долг, мистер Адриен.

Мудрый юноша повернулся к леди Блендиш и сообщил ей об усердии Бенсона. Глаза его спутницы засверкали.

— Надеюсь, что Ричард поступит с ним так, как он того заслужил, — сказала она.

— Будем возвращаться домой? — спросил Адриен.

— Сделайте мне одолжение, — попросила его леди Блендиш, — распорядитесь, чтобы экипаж был подан к воротам парка.

— Так, значит, вы хотите…

— Я хочу остаться одна.

Адриен откланялся и ушел. Она все еще продолжала сидеть, обхватив руками колено, глядя в сторону подернутой дымкой и пронизанной лучами долины.

— Странная женщина! — пробормотал мудрый юноша. — Такая же странная, как они все. Ей следовало бы принадлежать к роду Феверелов. Как видно, дело идет именно к этому. Черт бы побрал этого старого осла Бенсона! Ни стыда у него, ни совести! Он перебежал мне дорогу.

Тень от кипариса на пруду становилась все меньше. Все выше поднималась луна. Ричард греб, Люси ему пела. Сначала она спела новую французскую песенку, напомнившую ему тот день, когда ее просили что-нибудь для него спеть, а ему совсем не хотелось слушать. «Неужели это был я?» — спрашивает он себя. Потом она спела ему отрывок одной из тех величественных григорианских песен[50]

, от которых, где бы вы их ни услыхали, над головой у вас сразу же вырастают своды собора. Молодой человек бросил весла. Под необычное торжественное звучание этих песен любовь его становилась чем-то священным; звуки эти уносили его в рыцарские времена, напоминали о благоговейном служении даме.

Он словно повис между небом над головой и небом, отраженным в воде; словно плыл под звуки ее голоса; луна поднималась еще выше и прорывалась сквозь гряду летучих облаков наверху и внизу — а он плыл под звуки ее голоса: другого он ничего не слышал! Это и было счастьем.

Пора расставаться. Осторожно подгребает он к берегу.

— Никогда не была я такой счастливой, как сегодня, — шепчет она.

— Люси, милая, взгляни только. Огни старого замка светятся в воде. Взгляни, там вот ты будешь жить.

— А где твоя комната, Ричард?

Он показывает ей свои окна.

— О, Ричард! Если бы я могла сделаться одной из горничных, тех, что прислуживают тебе! Я бы больше ни о чем не просила. Как она, верно, счастлива!

— Любовь моя, ангел мой! Ты будешь счастлива; только знай: в этом доме прислуживать все будут тебе, и я первый, Люси.

— Милый мой! А завтра я получу от тебя письмо?

— Да, к одиннадцати часам. А я?

— Конечно, получишь, Ричард.

— Том будет его дожидаться. Только смотри, чтобы оно было длинное! Тебе понравилось последнее, что я написал?

Не говоря ни слова, она прижимает руки к груди, где оно покоится, и он все понимает. Вот какой бывает любовь! Как милостивы к ней небеса!

Резкий скрежет лодки о прибрежную гальку выводит их из забытья. Он выскакивает из лодки и помогает ей сойти на берег.

— Посмотри! — говорит она, когда он выпускает ее из своих объятий и краска понемногу сходит с ее лица. — Посмотри! — лицо это изображает страх, который она, может быть, даже немного и ощутила. — Кипарис тянется к нам. Послушай, Ричард! Он и вправду тянется!

Но он смотрит больше на нее, чем на кипарис, он в восхищении от этих восторженно поднятых бровей…

— Знаешь, ничего этого нет и в помине, Люси. Пусть тебе не думается об этом, милая! А уж если что привидится, то пусть это буду я.

— Любимый мой, ты же всегда мне снишься.

— До завтра, Люси! Утром письмо, а вечером — ты сама. О, какой это будет счастливый день!

— А ты точно придешь, Ричард?

— Если буду жив, Люси.

— Не говори таких вещей, Ричард, умоляю тебя. Я ведь все равно тебя не переживу.

— Давай лучше помолимся, Люси, чтобы, когда придет время умирать, мы умерли бы вместе. Смерть или жизнь, но только с тобою! Кто это там? Я вижу какую-то фигуру… не Том ли это? Ба, да это Адриен!

— Так это мистер Харли? — девушка вся задрожала.