Испытание смертью

В середине утра следующего дня мы отправились дальше. Небо уже начали затягивать тучи. О Реме хорошо позаботились, а я вынужден был признаться, что оказалось совсем неплохо, наконец, поспать в постели. Аякс сообщил, что в Рим мы прибудем после полудня, и я почувствовал некоторое возбуждение. По мере приближения к городу движение на дороге все увеличивалось. Повозки, переполненные товарами, и группы пешеходов двигались в обоих направлениях, и на восток, и на запад. Большинство не обращало на нас внимания. Мы ехали по обочине дороги, поскольку лошадь Аякса была неподкованной. Мы были двумя обычными всадниками в толпе, направлявшейся в город. Я в тот день ехал с обнаженной головой, пристегнув шлем к седлу. Посреди всего этого шума война и смерть, казалось, отошли куда-то очень далеко.

Мы ехали по дороге, которая, как сообщил мне Аякс, именовалась Виа Салария, то есть Солярная дорога, и которая, как и все римские дорог являлась настоящим шедевром инженерного искусства. По мере приближения к городу нам все чаще стали встречаться ворота по обе стороны дороги; все они были врезаны в высокие и безупречно-белые каменные стены и вели к огромным виллам. Аякс сказал, что такие виллы именуются парс урбана; в них богатые граждане находят тихое убежище от городской суеты, шума и вони. Он также сообщил мне, что у его хозяина нет подобной резиденции, он вполне доволен всего одним домом в самом Риме.

Мы въехали в город через Порта Коллина, так называемые «Холмовые Ворота», массивное сооружение с двумя трехэтажными караульными башнями, прикрывающими по бокам деревянные створки самих ворот, усаженных длинными железными шипами. Стены по обе стороны от ворот были в тридцать футов высотой, и по их верху ходили патрули легионеров. При воротах тоже стояли воины, бдительно оглядывая всех, кто входил в город или выходил из него. Их центурион смотрел на нас, когда мы миновали ворота, а затем проехали мимо него. Он нахмурился, заметив мои длинные волосы, но не стал нас останавливать. Аякс, должно быть, обратил внимание на мое беспокойство.

– Не беспокойся, господин. В Рим всякие люди приезжают, разных наций. Они вполне могли подумать, что ты иноземный купец и приехал в город по торговым делам.

С собой у меня был для самозащиты один только меч, и все, кто обращал на меня внимание, вполне могли решить, что я какой-нибудь воин-иностранец. Судя по тому, какие цвета кожи и разнообразие языков встречались нам по дороге, я понял, что в Риме, должно быть, проживали люди самых разных рас и народностей. Нам попадались темнокожие африканцы, арабы в развевающихся длинных рубахах, евреи с торчащими вперед бородами и светлокожие мужчины и женщины, должно быть, из племен, проживающих к северу от Альп. Одно было ясно: единственный парфянин не будет особенно выделяться в столь разношерстной толпе.

– Ворота на ночь запирают? – спросил я.

– Конечно, господин, хотя город так здорово разросся с того времени, когда он только начинал застраиваться, что теперь значительные кварталы Рима уже располагаются вне городских стен. А теперь, мой господин, с твоего позволения, мы остановимся здесь и подождем прибытия нашего эскорта.

– Эскорта?

– О, да. Иначе у нас уйдет целая вечность, прежде чем мы доберемся до дома моего хозяина.

Мы подождали минут десять, пока перед нами не появился отряд легионеров. Их было двадцать человек, ими командовал могучий центурион с красным султаном на шлеме и неизменной тростью в правой руке. Он неуклюже отдал честь Аяксу и рявкнул приказ своим людям, которые сомкнулись вокруг нас. Центурион двинулся впереди.

– Мы должны оказаться в доме хозяина в полдень, центурион. У нас очень важное дело, – сообщил ему Аякс.

Мы продвигались по улицам, запруженным людьми и уставленным по обеим сторонам магазинами, лавками и тавернами. Большинство зданий было выкрашено меловой краской: многоэтажные строения с магазинами и разными забегаловками на первом этаже и жилыми помещениями над ними. Активность здесь царила просто безумная, тысячи горожан суетились, кричали, спорили, смеялись и орали во весь голос. Воины довольно грубо сталкивали с пути всякого, кто попадался нам по дороге, а центурион время от времени выкрикивал: «Освободите дорогу! Приказ Марка Лициния Красса!» Этот Красс точно являлся тут важной персоной, судя по тому что люди действительно освобождали путь при одном лишь упоминании его имени.