Испытание временем

День отшумел многоголосыми выкриками, ржаньем коней, громом подвод по булыжной мостовой.

Уховский запер кассу и вышел на крыльцо продолжать разговор с Федькой. В лавке громоздились разбросанные куски материи. Густо пахло по́том. Приказчики торопливо восстанавливали порядок: Курис складывал сукно, Сукальский — ситец, Гилель — платки, а Мунька — шелка.

За дверью, на улице, слышалась оживленная речь.

— Как тебе не стыдно, — мягко упрекал Аврум Федьку, — пора остепениться… Жениться пора, хозяином стать, семьей обзавестись…

Послушай Федька своего благодетеля, упреки Аврума примерно были бы такими:

— Что ты, дуралей, наделал? Чем ты семью кормить будешь? К чему тебе, дураку, жена?..

Шимшон забыл о своей неудаче. Он складывает розовые и алые куски кретона, бережно разглаживает каждый сгиб и морщинку. Рука его скользит вверх и вниз по полкам, придвигая и отодвигая цветные стопки материи. Он прицеливается, отходит и возвращается, любуется строгой линией сложенного кретона и, поглядывая на соседние полки, думает, что лучше его не сделает никто.

Хозяин прикидывается равнодушным, словно не замечает его искусства. Приказчики снисходительно усмехаются и отделываются шуткой.

— Шимшон добивается медали, — говорит Курис, осторожно смахивая ворсинку с пиджака. — Придется ему дать…

Этот изящно одетый жених с нежно-розовыми щечками любит исподтишка укусить.

— Подумаешь, медаль, — зубоскалит Сукальский, — ему памятник подай на базарной площади…

Шимшону нет дела до этой болтовни, он выравнивает полки кретона, мельком поглядывая через открытую дверь на улицу. Как знать, увидит кто-нибудь прекрасно сложенные полки кретона, залюбуется и спросит:

«Скажите, господин Уховский, какой приказчик так блестяще сложил ваш кретон?..»

Разговор с Федькой обрывается на самом важном месте, как раз когда рука Аврума ушла в карман за гривенником. На базаре появляется инженер городской управы Ефим Исакович Гер в сопровождении человека с кокардой на фуражке. За ним толпой следуют ремесленники, торговцы и нищие. Они шумно спорят, встревоженные и гневные. Иося, потный, в развевающемся лапсердаке, больше всех суетится, таинственно шепчется то с тем, то с другим и решительно жестикулирует. Козачинский часто перебивает его и отмахивается от старика. Торговки баранками и засахаренными орехами неистово стонут и заламывают руки. Жестяник Мотель растерянно теребит свою рыжую бороденку и громко икает.

Инженер берет об руку своего спутника и чертит рукой в воздухе план:

— Кузню придется отодвинуть в сторону или перенести на другое место…. Цирюльню и лотки сломать — они мешают движению… Взгляните на чертеж: шесть лавок мы переделаем, десяток уберем — и проходы станут вдвое шире…

У инженера привычка все время улыбаться. Скажет слово и улыбнется, точно обрадуется самому себе…

— Ефим Исакович, — прорывается вдруг Иося, — что вы здесь затеваете?

Приплюснутый нос его оживает, ноздри вздрагивают, и алые жилки ярко выступают на них.

Инженер улыбается как ни в чем не бывало.

— Нравится вам это, реб Мотель? — высоким, девичьим голосом поет Ривка. — Он тычет пальцем в мою лавку…

Она поднимает юбку, засовывает руку в привешенный карман и принимается грызть семечки.

Уховский встает и протягивает инженеру руку:

— Здравствуйте, Ефим Исакович! Что вы тут замышляете?

Странный человек этот Мотель-жестяник, всюду и везде он вмешивается.

— Разве вы сами не видите? Ефим Исакович собирается нас задушить…

Задушить? Инженер смеется и укоризненно качает головой.

Аврум тоже усмехается и повторяет вопрос:

— Что вы скажете хорошего, м-сье Гер?

Кажется, сейчас он потрет руки и прикажет:

«Покажите им заграничные образцы, не жалейте… Выкладывайте все, что у нас есть лучшего. Дайте им «лурики», «шматыс» и берите «а мэках»…»

— Что я замышляю? — непрестанно улыбается инженер. — Поздравьте меня с успехом: решено перестроить толкучку… Три года ничего нельзя было добиться: у одного гласного здесь брат торгует, у другого — участок в аренде… И наконец со мной согласились…

Шимшон бросает восторженный взгляд на сложенный кретон и выходит за дверь.

Торговцы, ремесленники и нищие тесно окружили инженера, наперебой кричат и ссорятся. У Ефима Исаковича большие, широко открытые глаза, точно его однажды удивили на всю жизнь. Теперь изумленный взгляд его застыл и глаза неподвижны.

— Подождите, не сразу, говорите по одному… Что я вам делаю плохого?.. Толкучка — источник наших бедствий. Тысячи крыс отсюда разносят всякую заразу… Пока мы с этой грязью не покончим, город не станет на ноги.

За каждым словом — улыбка и любезное кивание головою. «Не будем спорить», — говорит улыбка; «Обещайте», — дополняет кивок.